Пользуясь огромным влиянием среди акушинцев и других ближайших народов, Сеид в течение нескольких лет был противовесом для разных лжеучителей и других религиозных проповедников Дагестана, вредных русскому господству в крае. Вместе с тем, после свидания с Сеидом, Ермолов, приехав в Кубу, потребовал к себе Аслан-хана Кюринско-Казикумухского и приказал принять меры к прекращению религиозных волнений в его владениях. Аслан призвал к себе муллу Магомета с его ближайшими последователями и потребовал, чтобы тот разъяснил ему сущность своего учения и действий. Повинуясь своему хану, Магомет рассказал, в чем дело, и старался оправдать большинство своих учеников бессознательностью их поступков.
– Они в исступлении, – говорил он, – и невинны в своих действиях, потому что не понимают, что делают;
Эта последняя фраза была многознаменательна для самого Аслана, которого Магомет упрекал в неисполнении шариата. Возмущенный хан дал ему публично пощечину, но на другой день опомнился, извинился, одарил обиженного и вступил с ним в религиозную беседу. Мулла Магомет понял свое нравственное превосходство над ханом и старался окончательно убедить его своим красноречием. После продолжительной беседы дело кончилось тем, что Аслан перешел на сторону нового учения и согласился с проповедником, что война против неверных законна и необходима. Чтобы до времени прикрыть свою измену, Аслан-хан просил быть осторожнее и оставить в покое Кюру и Казикумух. Просьба эта оказалась несвоевременною, потому что кроме Магомета появился уже новый и впоследствии знаменитый проповедник тариката – Джемал-эдин-Гусейн Казикумухский.
Бывший письмоводитель Аслан-хана, Джемал-эдин, при первых слухах о новом учении, оставил хана, присоединился к Магомету и принял от него тарикат. Вслед за тем в числе последователей ярагского проповедника явились уже политические деятели: Кази-мулла, Гамзат-бек и, наконец, Шамиль. Пропаганда о новом учении распространялась все шире и шире и пустила глубокие корни в Чечне и Дагестане. Этому много способствовали также внушения персидских и турецких агентов, возбуждавших население к восстанию и уверявших, что при первом поднятии оружия против русских их державы окажут магометанскому населению скорую и действительную помощь. Не доверяя вполне этим обещаниям, многие племена соглашались следовать шариату, но отказывались от газавата, сознавая свое бессилие. Магомет не насиловал их и, требуя только строгого исполнения шариата, предоставлял будущему вооруженное восстание.
– Вы можете, – говорил он, – повиноваться и давать русским аманатов до тех пор, пока они сильнее вас; но наступит время, когда кто-либо из сильных владык Востока, во славу Корана, покорит русских, – и вы тогда должны восстать против них и объявить газават. До тех же пор повинуйтесь им.
Магомет хорошо понимал, что прежде всего необходимо сплотить население во имя религии и подготовить его так, чтобы оно явилось послушным орудием в руках духовенства. В конце 1824 г.
Магомет посвятил Джемал-эдина в звание мюршида и велел ему распространять учение. Ермолов скоро увидел, что учение это небезопасно для русской власти, и приказал арестовать Магомета. Аслан-хан хотя и исполнил приказание главнокомандующего, но дал возможность Магомету бежать в вольную Табасарань, а Джемал-эдин сам бежал в Цудахар. Оба они не оставили своей миссии, но, несмотря на быстрое распространение нового учения, горцы усвоили себе значение его не ранее 1829 г. В описываемую же нами эпоху оно было еще в зародыше и, как увидим, лишь в слабой степени проявилось в Чечне, как политический двигатель.
Глава 22