Болезнь генерал-майора Вельяминова заставила его отправиться в Тифлис, и войска на Кубани были поручены командиру 22-й артиллерийской бригады, полковнику Коцареву, скоро сделавшемуся грозою для закубанцев. В своих действиях против горцев Коцарев усвоил особые правила, заключавшиеся в умении скрыть войска, быстро переходить с места на место, внезапно напасть на селения и нанести решительный удар там, где горцы всего менее ожидали его. Войска никогда не держались в сборе и были размещены по квартирам. Собираясь в экспедицию, Коцарев рассылал секретные предписания начальникам частей, чтобы они к определенному числу и не иначе, как ночными переходами, собрались к месту, назначенному для переправы через Кубань[712]
. Переправившись через эту реку, Коцарев нападал на аулы, угонял скот, брал пленных и разорял жилища. Набеги Коцарева на р. Белую, Уруп, Тегень и Чамлык заставили закубанцев подумать о своем положении, и 15 апреля 1824 г. в лагерь у поста Погорелого приехали к Коцареву князья и старшины всех племен, живших от вершин Кубани до р. Белой. Поводом к их приезду было возвращение из Дагестана Арслан-бека Биесленева, от которого они узнали о милостивом приеме его главнокомандующим. Князья и старшины просили прощения за все прежние шалости и, обещаясь не делать ничего противного воле русского правительства, готовы были дать в том клятву на Коране. Биесленев и князья, бежавшие из Кабарды, просили разрешения поселиться с их подвластными в вершине р. Кубани по обоим берегам ее и, обещая отвечать за своих подвластных, уверяли, что не предпримут ничего против русского правительства. При этом Биесленев заявил, что на такое переселение есть согласие главнокомандующего и даже письменное.Коцарев потребовал, чтобы ему была показана бумага.
– Я оставил ее дома, – отвечал Биесленев.
– Пошлите за нею нарочного, – сказал Коцарев.
Через сутки посланный возвратился и заявил, что кадий, у которого хранится эта бумага, уехал в горы, а без него ее отыскать невозможно. Коцарев хотя и видел ясно, что это обман, но объявил кабардинцам, что на Кубань скоро приедет сам главнокомандующий, который и разъяснит недоразумение, а чтобы они не теряли удобного времени для хлебопашества, то разрешает им поселиться на левом берегу Кубани до впадения в нее р. Зеленчука. Князья не согласились поселяться на этих условиях и оставили лагерь Коцарева.
По отъезде их явились к Коцареву ногайцы также с просьбою о помиловании. Им разрешено было поселиться по левому берегу Кубани между реками Зеленчуком и Урупом, но с тем, чтобы они отвечали за всякий прорыв неприятеля и обязались не принимать в свои табуны чужого скота и лошадей. Окончательным сроком для переселения было назначено 1 мая[713]
. Чтобы побудить и кабардинцев исполнить наши требования и выселиться из гор, полковник Коцарев в мае произвел новые набеги на реки Уруп, Тегень и Чамлык, а затем выступил 24 июля за Кубань и возвратился 3 сентября только потому, что истомленные люди не имели продовольствия.От беспрерывных движений люди и лошади были изнурены до крайности; запас провианта истощился, и солдаты кормились только просом, которое топтали и уничтожали у горцев. Смоловши его между каменьями, они варили себе кашу без соли и без сала; у офицеров не было ни чаю, ни сахару, ни табаку, и продукты маркитантов все истощились. Платье и обувь отряда были вполне фантастические. Очевидец такими словами описывает батальон Ширванского полка, только что возвратившийся из экспедиции. Солдаты, говорит он, были «большею частью без мундиров, в куртках разного покроя, подходящих к зеленому цвету, в мохнатых черкесских шапках, в синих холщовых шальварах и в пестрых рубахах». Этот батальон, после утомительного похода за Кубань, был двинут в Кабарду и в шесть дней прошел 300 верст не по паркетной дороге. «Одна только любовь к
Разорение, принесенное закубанцам экспедициями полковника Коцарева, было настолько сильно, что они вынуждены были обратиться к анапскому паше и просить его защиты. Не признавая фактически власти Порты над собою, закубанцы в трудные для них дни обращались к турецкому правительству с просьбою о помощи и тогда готовы были на словах стать в зависимое положение и временно подчиниться султану. Оттоманское правительство, ревнивое к распространению русских владений за Кубанью, охотно заступалось за закубанцев, хотя и без всякой надежды сохранить над ними свою власть или влияние. Анапский паша просил Ермолова не переходить за Кубань и тем не нарушать дружбы между двумя державами.