История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к откр

Последнее убеждение в необходимости удаления Соломона разделял и князь Зураб Церетели, человек самолюбивый и недовольный своим удалением. Уехав в свою деревню, он, по-видимому, не принимал никакого участия в совершающихся событиях. Изредка появляясь в Кутаисе, Церетели посещал царя и, стараясь держать себя как человек посторонний, зорко следил за происшествиями. В начале 1808 года он просил прислать к нему кого-нибудь для важных сообщений, но под каким-либо благовидным предлогом. Под видом объяснения о нуждах батальона, стоявшего в Кутаисе, полковник Тарасов отправил к нему Белевского полка майора Моизо[263], а генерал майор Рыкгоф послал из Редут-Кале подпоручика Адильбее. Князь Зураб Церетели объявил посланным, что Соломон имеет намерение, при помощи лезгин, выгнать русских из Кутаиси; что лезгины собраны и расположены на имеретинской границе, в местечке Ачарах, и получают жалованье от царя, а провиант от паши Ахалцихского. Собирая с подданных деньги на содержание лезгин и собственных незначительных ополчений, имеретинский царь старался прервать сообщение Кутаиси с Грузнею и Редут-Аале. При личном свидании с Рыкгофом князь Зураб, подтверждая справедливость своих слов, говорил, что знает многое, но, завися от царя, не может быть вполне откровенен до тех пор, пока не будет обеспечен в своей безопасности. Салтхуцес намекнул при этом, что если царь не изменит своего поведения, то, чтобы успокоить Имеретию, ему, князю Церетели, остается одно средство – возложить на себя правление и удалить Соломона. «Принимаясь за таковую важную исполнительность, – писал генерал Рыкгоф, – в успехах своих не сомневается, но просит, между прочим, об оказании ему пособий в нужном случае снабдить его воинским караулом»[264].

Такое предложение не согласовалось с видами главнокомандующего, горьким опытом убедившегося, что замена законной власти пришельцами и людьми, не имевшими на то никакого права, не служила обеспечением спокойствия в крае. К тому же граф Гудович, при тогдашнем своем положении, не мог приступить к удалению Соломона, так как не имел возможности отделить ни малейшей части войск для усмирения внутренних волнений, неизбежных в Имеретин с переменою правительства. Как ни бесхарактерен был Соломон, как ни тяготились имеретины его правлением, царь все-таки имел многих приверженцев, которые, пользуясь своим влиянием, могли восстановить часть населения против русского правительства. Не установившиеся еще окончательно мирные отношения наши к Турции и Персии и возможность одновременной борьбы с двумя неприятелями заставляли графа Гудовича прежде всего принять меры к обеспечению границ и к сохранению целости владений.

Блистательное окончание кампании 1807 года не давало никакого права быть уверенными, что и в будущем наши действия будут точно так же успешны. Граф Гудович понимал, что турки и персияне, собравшись почти в одном пункте, сами значительно облегчили действия русских войск; что поражением одних он успел устрашить других и что, при незначительности сил главнокомандующего, в этом сосредоточении и раздельности интересов двух неприятелей был залог нашего успеха в предыдущую кампанию.

Совсем другое могло произойти с открытием новых военных действий, если бы турки ринулись с двух сторон: от Карса и Ахалциха, а персияне, переправившись в то же время через Араке, вторглись в Карабаг или Елисаветпольский округ. В таком случае положение главнокомандующего становилось весьма тяжелым, и в особенности тогда, когда в полках, расположенных на линии и в Закавказье, был огромный некомплект, простиравшийся до 7887 человек[265]. Пополнить этот некомплект можно было или назначением рекрутов, или командированием из России новых полков.

Имея в виду, что рекруты успеют прийти не ранее мая следующего года, то есть позже, чем может открыться кампания, и что они, как необученные, будут почти бесполезны, граф Гудович просил прислать на усиление его армии два пехотных полка с таким расчетом, чтобы они могли прийти к марту. Независимо от этого, он просил разрешить ему взять с Кавказской линии один драгунский полк, а на его место прислать из числа полков, расположенных во внутренних губерниях России, и, наконец, приказать командировать в Грузию один казачий полк.