– Хорошо! – И я легла рядом с ним на живот.
Ровно в пять я дала Полу бутерброд с тунцом. В точности по инструкции: тунец из банки, соус отжат, бежевое мясо размято вилкой по сухой поверхности хлебного ломтика. Пол жадно сжевал бутерброд, а потом накинулся на десерт – коробку крекеров в виде зверушек. Покончив с крекерами, он встал из-за стола. Крекерные крошки застряли у него в складках рубашки, а часть рассыпалась по полу.
В семь я наполнила для него ванну. Я налила в воду немного шампуня и взбила пену. Потом, пока он снимал штанишки и потяжелевший подгузник, притворилась, что изучаю укус комара на своей лодыжке. Я случайно сковырнула засохшую шапочку крови, и из ранки от укуса потекла струйка крови, словно это была совершенно свежая рана. Я неторопливо вымыла кожу вокруг. Наконец обернулась на Пола. Он уже сидел в ванне и самозабвенно строил из пены две башни на своих коленках. Мы не разговаривали. Только после того, как я развернула его пижаму, выкинула мокрый вонючий подгузник и дала ему свежие трусики, он завел разговор:
– А ты много путешествовала?
Свою самую дальнюю в жизни поездку на автобусе я совершила в Бемиджи, куда мы от школы ездили к статуе Пола Баньяна[20]
. А на каноэ я дальше всего плавала в шестидневном походе вверх по течению Биг-Форк-Ривер к канадскому берегу озера Рейни-Лейк.– Нет вообще-то, – с сожалением призналась я.
– А ты замужем?
Я уткнулась подбородком в воротник. Я подумала, что теперь ясно, о чем он хочет спросить. Он хотел понять, к какой категории меня отнести: я – взрослая или ребенок, была ли я похожа на его маму с папой или на него – или на кого-то еще, кого-то необычного. Мои пальцы онемели и с трудом справлялись с пуговками на его пижаме.
– Да нет.
При этих словах он взглянул на меня почему-то с нескрываемым испугом.
И тогда я подумала о Лили. Я подумала, как ей удалось превратиться в глазах одноклассников из безобидной дурочки в опасную заразу, причем на это у нее ушло всего каких-то два месяца. И раздумывая о ней, я мельком взглянула в темные глаза Пола, которые иногда казались серыми, иногда зелеными, а иногда черными. Я пожала плечами.
– Однажды жил-был парень. Его звали Адам.
– Он был путешественник?
– Он был из Калифорнии. – Я надеялась, что смогу его заинтересовать. – Он был актером. Хотя нет. Вообще-то он был учителем.
– Прямо как мой папа. Он был учителем у моей мамы в колледже.
Мне захотелось узнать об этом поподробнее, но Пол – теперь уже полностью одетый, с мокрыми волосами, с которых капли воды стекали на шею, – помчался убить медведя, попить росы и разжечь костер.
В восемь Патра еще не вернулась, поэтому мы залезли в палатку, которую разбили на ковре, и застегнули молнию на входе.
– Обувь снял? – спросила я.
– Проверь!
– Томагавк для обороны под рукой?
Он дотронулся до деревянной рукоятки топорика:
– Ага!
Он свернулся калачиком в своем спальном мешке, подложил кожаную перчатку под голову, а потом, словно брошенный в воду камень, мгновенно провалился в глубокий сон. Я лежала у противоположной стенки палатки: внутри было тепло и тихо, создавалось полное ощущение, что мы лежим под землей. Я собиралась дождаться возвращения Патры с мужем, но палатка заглушала все обычные ночные звуки, и я не слышала ни стрекота сверчков, ни уханья сов в лесу – вообще ничего. Я слышала только дыхание Пола, уткнувшегося в нейлоновую ткань, и это был едва слышный звук. И еще я слышала, как черный кот спрыгнул с подоконника, и его шейный колокольчик звенел по всей комнате.
А чуть позже – сколько прошло: несколько минут или часов? – я услышала шепот Патры. Она стояла на коленях, забравшись в палатку с плечами и нависнув над нами. Она была темным силуэтом и парфюмерной волной, не более того, и полы ее расстегнутой куртки свисали по бокам.
– Все нормально? – поинтересовалась она.
– Он в порядке.
Она вползла на локтях и коленях внутрь, поцеловала спящего Пола в щеку, потом, вздохнув, легла между нами. Ее куртка пахла фастфудом и влажными деревьями. Наверное, выскочив из машины, она бежала сюда, потому что я слышала, как учащенно бьется ее сердце, а потом сердцебиение постепенно замедлилось, возвращаясь к нормальному ритму.
Хотя, может быть, это билось мое сердце. Может, я вдруг резко проснулась от безотчетного страха.
– Уютно тут, – сказала Патра. – Лучше, чем одной пять часов быть в машине. Или сидеть на аэропортовской парковке.
Я повернулась к ней:
– А где он?
Она шумно выдохнула:
– Задержка рейса. Сначала задержали, потом и вовсе отменили.
Патра не застегнула молнию палатки, и я подползла к выходу и сама застегнула. Легла обратно. И почувствовала, как сухие волосы Патры трутся о мое ухо. Ее волосы пахли прохладным лесом, и этот запах перебивал тонкий аромат ее кокосового шампуня. Патра не сняла куртку, и всякий раз, когда она шевелилась, я слышала, как синтетическая ткань куртки похрустывает под тяжестью ее тела.
– Отнесу его в постель, – прошептала она.
– Ладно, – согласилась я.
Но она не шевельнулась. Она лежала так неподвижно, что даже ткань ее куртки не издавала звуков.