Он помолчал, я сказала: «Клево, спасибо!» – и он показал мне все те штуки, которые можно проделывать с ножом. Снять кожуру с апельсина, очистить рыбью чешую. Я не сказала ему, что у меня в сумочке лежит точно такой же нож, хотя и сильно покоцаный. И не сказала, что я знаю, какую выемку в металле надо поддеть ногтем, чтобы открыть клещи для зачистки электропроводов или трехдюймовое лезвие. Этот его подарок был очень похож на многие другие вещи, которые сопровождали наши отношения. Он был очень уместен и абсолютно бесполезен для меня.
Той зимой, сразу после Рождества, мне по почте пришел ярко-красный конверт. Дело было в сумеречный полдень. Мы с Энн как раз сортировали счета, когда она протянула мне конверт с фирменным штемпелем Санта-Клауса и флоридским обратным адресом.
– От родителей? – спросила она.
Я взяла у нее конверт. Ее едва заметные выщипанные брови с надеждой вскинулись арочками над оправой ее очков. Энн беспокоило – нет, скорее оскорбляло ее строгий кодекс канадского благочестия, – что у меня не было никаких планов на каникулы и что я так ничего ей не рассказала про себя: кто я, откуда.
Я долго тянула с ответом, но потом прижала конверт к груди и нехотя выговорила:
– Ага.
Встала и пошла с конвертом в наш кухонный уголок. В конверте лежала двойная рождественская открытка с изображением оленей и надписью «Хо-хо-хо!» крупным черным курсивом. Я развернула открытку и изнутри выпала фотография седовласого мужчины в обнимку с собакой. Сначала фотка показалась мне пошлой и дурацкой, а потом вроде ничего. Это был обычный мужик в шезлонге, мужик со своей собакой, и над его головой нависла тень от пальмы.
Я прямо кожей чувствовала, как Энн во все глаза смотрит на меня.
– А где именно во Флориде живут твои родители?
Я не могла даже взглянуть на нее. Мне было невыносимо говорить с ней про Лус-Ривер, и я молча направилась к выходу.
– Схожу перекусить. Тебе купить диетическую колу в угловом магазине?
Она любила диетическую колу. Я накинула куртку и спустилась на лифте с нашего четвертого этажа, вслушиваясь во все скрипы и скрежет невидимого механизма. Доехав до первого, лифт тихо лязгнул и слегка подпрыгнул. Зачем мне рассказывать Энн, что я уже восемь месяцев не общалась с мамой? Зачем? Машины сплошными лентами ползли по обледенелым улицам, и их выхлопы смешивались в воздухе со снегом. Морозец сразу стянул кожу на моих щеках, и я успокоилась. Через мгновение я толкнула вращающуюся дверь нашего подъезда и вернулась в теплый вестибюль, где лампы ярко освещали почтовые ящики.
«
«