История воссоединения Руси. Том 2

Коммиссия собралась над речкой Раставицей, ниже Паволочи, где стояло тогда королевское войско. «Войска запорожские», сказано в акте комиссии, «стояли за Белою Церковью, на речке Узени». Этих запорожских войск собралось столько, сколько желал Сагайдачный, которого слава после московского похода ещё больше прежнего действовала на общественное казацкое мнение. Благоразумие требовало, чтобы между русичами, из которых одни стояли за польское, а другие за русское право, находилось пространство в несколько миль: в противном случае, развязка комиссии могла бы быть не той, какой желали обе стороны. Дело в том, что можайским героям, штурмовавшим Москву под заслуженным ими знаменем, предложили ещё более унизительные условия, чем на Ольшанке; людям, примежевавшим своими саблями к Польше Смоленск и Северщину, не позволяли даже, как говорится в думе, «стати и коня попасти» на той земле, которая только по их милости и не была занята татарскими кибитками. Комиссары спокойно и торжественно, как будто дело шло только о приличном прочтеньи акта комиссии (так оно в сущности и было), объявили присланным к ним казацким уполномоченным королевскую волю, которая состояла в повторении ольшанского акта и распространились о годовом жалованье казацком. «За прошлый год», нисали комиссары, «казаки, согласно Ольшанскому постановлению, получили 10.000 злотых и 700 поставов каразии, и за нынешний другой год отдали мы им такую же сумму деньгами и сукном, тут в Белой Церкви; а потом уже будут получать не сукном, а наличными деньгами 40.000 злотых ежегодно, в Киеве на св. Илью русского». В благодарность за это, казаки должны дать рыцарское слово и присягнуть, что не только те, которые получают жалованье, не будут беспокоить турецкого императора своими наездами, но и других, в случае оказались бы, такие своевольники, всячески будут от того удерживать, а тех, которые недавно в противность запрещению, ходили на море, покарают. Вместе с тем казаки уничтожат морские човны, которых часть уже уничтожена, чтоб своевольным не было искушения; оставят только необходимые для перевоза на Днепре, но будут содержать при них надёжную сторожу, чтоб своевольные не выкрадались на этих човнах в море. Далее в акте сказано, что от казаков не должно быть больше никаких неприятностей людям в королевских, духовных и панских имениях. Для этого из казацкого реестра должны быть выписаны прочь все ремесленники, шинкари, войты, бурмистры, kafanniki, bałakiezie, [200] резники, вообще все занимающиеся каким-либо ремеслом и иные лишние люди, которые до пяти лет назывались казаками: «ибо мы ни под каким видом не согласны на такое огромное число казаков, какое ныне оказалось», писали комиссары. Эти выписанные обязаны подчиняться старостам, державцам, их наместникам и другим панам, под кем кто живёт, не отзываясь к войсковому суду, а паны молодцы вступаться за них не должны. «Всего же больше настаиваем на том», говорится далее в акте, «чтобы паны молодцы запорожцы — или вовсе не жили в имениях земских, духовных, светских, дедичных, или же, если будут иметь в них дома и оседлость, то чтобы оказывали послушание дедичным панам, под которыми будут иметь маетности, из подданства не выламывались и к иным присудам не отзывались. Даётся им крайний срок до св. Ильи русского 1620 года. Кто под кем не хочет жить и быть пану подданным пускай удалится из его имения и живёт где угодно. Те же, которые будут проживать в украинных городах его королевской милости, должны оказывать всяческое почтение своим старостам и, в случае надобности, как на Украине, действовать против неприятелей св. креста, под начальством старост или их наместников». Наконец, комиссары потребовали, чтобы казаки, согласно ольшанскому постановлению, приняли себе старшего из руки коронного гетмана, по образцу того, как некогда был старшим Оришевский».