История воссоединения Руси. Том 2

Нас поражает своей неожиданностью громадность панских требований от казаков после их похода в Московщину, но ещё меньше ожидали мы смиренного ответа на него, последовавшего через девять дней со стороны Сагайдачного. Называя себя старшим на то время в Запорожском Войске, Сагайдачный говорит, что он и всё Запорожское Войско, получив уведомление о королевской воле от таких-то ясновельможных панов, послали к ним своих товарищей: пана Яна Костревского, пана Петра Одинца, пана Яцыну, пана Ратибора-Боровского, с двадцатью другими товарищами, для договора над Раставицею, ниже Паволочи; что, после взаимных переговоров над Раставицей, комиссары, со своей стороны, прислали на Узень своих товарищей, их милостей панов: зыгвульского старосту Томаша Склинского, Тыбурча-Злотницкого, Яна Билецкого, Иеронима Вжеща, Михаила Холимовского и Валериана Славского, для окончания комиссии 8-го октября; и что, переговорив между собой обо всём, казаки подчиняются воле его королевской милости и благодарят короля за назначенное им жалованье, но не могут означить немедленно своего числа, так как брак и выпись ремесленников, торговцев, шинкарей и тому подобных людей потребует немало времени. «Это надобно делать по городам», говорил в своём письме Сагайдачный: «таких людей, не принадлежащих к рыцарским занятиям, каковы эти шинкари, кравцы, торговцы и всякие ремесленники, кафанники, рыбалты, и тех, которые, выломавшись лет пять назад из присуду своих панов, сделались казаками, мы от себя выпишем и выпрем. Пусть они не прикрываются нашими вольностями, подчиняются власти своих панов, старост и их наместников, где кто будет жить. А какое число нас останется, мы доложим его королевской милости через наших посланцов и будем ожидать дальнейшего повеления. Вместе с этим паны комиссары, именем его королевской милости, требовали, чтоб мы, не обременяя имений земских, духовных, шляхетских, выселились из них к св. Илье Пророку русскому следующего 1620 года. Хотя это сильно нарушает наши вольности, пожалованные нам привилегиями найяснейших королей, наших почивающих в Бозе государей, и мы должны будем обратиться к его королевской милости с просьбой о ненарушении этих вольностей, но, покамест, постановили так: кто хочет оставаться с нами на службе его королевской милости и Речи Посполитой, то (если его королевской милости не будет угодно оставить нас при наших вольностях и правах) чтоб выходил из шляхетских имений и искал себе спокойного жительства в имениях королевских, где кому любо. Но где имеем или будем иметь оседлость, там будем оказывать старостам, подстаростиям и их наместникам надлежащее почтение. В случае вторжения врага св. креста, должны мы действовать против него, как подобает нам, под начальством старосты, подстаростия или своего атамана, и всё то делать, что от нас будет следовать. Не сопротивляемся и назначению над нами старшего, в роде того, как был некогда Орышевский; но, так как ныне его милость пан канцлер и коронный гетман не наименовал и отложил до ближайшего сейма, то и мы пришлём туда послов своих с нашими просьбами, отдавая это на волю его королевской милости. Мы только просим, чтобы над нами был старшим такой человек, который бы способен был воевать вместе с нами против коронного неприятеля, к славе и пользе короля и Речи Посполитой, и умел бы исходатайствовать у его королевской милости, всё, что нам нужно». [201]

Эти последние слова, объясняют отчасти смирение и уступчивость казаков. Как реалисты, они лучше классиков смекали: что под каким бы названием ни предводительствовал казаками гетман, но, если только он будет лицо излюбленное ими и только утверждаемое верховной властью по их представлению, то казацкое дело будет оставаться всё тем же, каким было до сих пор. Рассматриваемый с этой точки зрения, раставицкий акт представляет самую радикальную оппозицию и объясняет сам себя. Но тем не менее нам интересно заглянуть хоть одним глазом через бумагу, которую, точно ширму, держит перед нами равнодушная к политическим и социальным нашим сенсациям муза Клио.

Сношения коронного гетмана с казаками о предстоящей комиссии начались ещё летом 1619 года. Они, по-видимому, были самого мирного свойства. Жолковский предостерегал казаков, чтоб они не дали татарам удобного случая занять своими кочевьями Запорожье. [202] Так как их такое множество, то пусть бы послали туда несколько тысяч человек, запретив им, однако ж, ходить на море. Но, видно, казакам хотелось чего-то другого: они оставались все на Украине, тем больше, что король, помимо коронного гетмана, писал к ним о комиссии и велел её дожидаться. Между тем Жолковский, этот хитроумный Улисс относительно казачества, и письмами, и универсалами сзывал к себе жолнёров отовсюду, а к тому нанимал ещё и немецкую пехоту: у него на уме было повторение лубенской трагедии с одичалыми соплеменниками своими.