История воссоединения Руси. Том 2

В то время процветал среди монашествующей братии способный к такому нищанью и канюченью Исаия Купинский, впоследствии киевский митрополит. Происходя из древнего дворянского рода, он имел много приятельских связей с панскими домами, и не одного человека, вроде князя Василия, подвинул, своими внушениями, на доброе дело. Так, нам известно, что он выпросил у князей Вишневецких значительные займища под Густынский и Ладинский монастыри, которые мало-помалу создал и снабдил всем необходимым посредством своих напоминаний панам о мимотечности всего земного, о неминуемой расплате за всё, в чём слабейший брат наш когда-либо нами обижен, о том, что только милостивые помилованы будут, и о великой радости видеть лицом к лицу божество, незримое очами грешными. Замечателен факт, что все великие жертвователи (за неимением больших) на просвещение православного народа, через посредство типографий, школ или монастырей, — приносили жертвы свои накануне перехода своих домов на сторону врагов православия. Когда созидался от их имени славяно-русский храм, в нём собирались люди, чужие создателям и благодетелям его, а дети первых ктиторов молились уже под католический орган и шептали латинские слова, выкованные где-то далеко от русской земли, подобно бесконечной цепи, накидываемой на всю вселенную. Так отошли прочь от напечатанных в их имя книг, от построенных на святую память о них церквей и заложенных на прославление их великодушия училищ — наследники Григория Ходкевича, Василия Острожского и современных им панов Загоровских, Вишневецких, Проскур, Корецких, Чорторыйских; отвернулись они в сторону и пошли в жизнь путём, противоположным предковскому. Мысль грустная, но она подтверждается ещё одним примером. Тот же Исаия Купинский, который создал руками Вишневецких и других панов два монастыря, в 1615 году получил из рук жены мозырского маршала Степана Лозки, Анны Степановны, урождённой Гулевичевой «наследственные (гулевичевские) имения, пользующиеся дворянскими правами и вольностями, под монастырь ставропигии патриаршеской, под школу детей, как дворянских, так и мещанских, и, сверх того, под гостинницу для духовных странников веры восточной кафолической церкви». Дальнейшие слова этого драгоценного в истории нашего просвещения дарственного акта: «я с давних времён умыслила сделать добро для церкви Божией», в переводе на житейский язык, означают, что она умыслила только тогда, когда была убеждена к тому религиозным красноречием инока, которому, по порядку дел человеческих, принадлежала и самая фраза: она исключает подозрение родных в наушничанье и выставляет Анну Гулевичеву самодеятельной в своём поступке; а самодеятельности нельзя предположить даже и в мудрой княгине Ольге: и та, без всякого сомнения, была уловлена в царство истины безымянными для нас «ловцами человеков». При каких обстоятельствах совершилось благотворное пожертвование, видно из того же акта, дышащего тогдашним тревожным и бесправным временем. «А чтобы та фундация», написал Купинский от имени Гулевичевны, «возымела своё действие (могла ведь и не возыметь), то я тотчас же в тот двор с землёй духовных и светских православных, именно: правоверного священно-инока отца Исаию Купинского и других из монашествующих, также и школу, ввела и ввожу, отдавая им то в действительное владение и заведывание». Таким образом крепость была снабжена гарнизоном, и кто бы стал отрицать права Купинского с его братией, тому предстояло два процесса: один юридический, а другой кулачный. Повторилась история с Жидичинским монастырём для введения в действительное владение и распоряжение сделанным пожертвованием.