История воссоединения Руси. Том 2

Зная уже, что дочь православной жертвовательницы, София, вошла в католическое семейство; зная власть или верховодство тогдашних мужчин над «белыми головами», мы не совсем без основания можем предположить повторение над Анной Гулевичевной той сцены, которую совершил в Острожском замке князь Василий над вдовой своего брата. Хмельнитчина,своими пожарами, сделала нашу старину темнее обыкновенного. Поэтому семейная история панов Аксаков и Лозок, в дарственном акте, представляет полный лад, и сам Sędzia Jan Aksak скрепил его. Но этот pan Sędzia умел казуистически присвоить себе часть имений князей Половцев, а его сын и внуки, уже в начале Хмельнитчины, устроили в домашнем кругу сцену разбоя и грабежа на широкую ногу, с полнейшим родственным скандалом (о чём будем иметь случай говорить в своём месте). Натура Аксаков, как мы видим, была, что называется, gwałtowną. Что касается до натуры Гулевичей, то они заявили такую же гвалтовность во времена Косинского. Все говорит нам, что, при тогдашнем разделении руси на части в пользу модной и господствующей польщизны, новому поколению давался ход, противоположный отеческим преданиям; что совесть матери возмутилась за дочь, встревожилась за будущность, как её, так и своей собственной души, и что, имея, по Литовскому Статуту, право располагать своим веном как угодно, она охотно вняла милосердому к бедствующим единоверцам иноку. Мешать ей в этом не стоило, хотя дарственный акт отзывается страхом вмешательства. Такой человек, как Sędzia Kijowski, должен был провидеть в недалёком будущем переход законным путём всех схизматических церквей и их имений в лоно Kościoła Rzymskiego. Уния лишила уже схизматическое общество церковной иерархии. Долго ли устоит оно на своей вере при одних киевских архимандритах? Конечно, пан Аксак, равно как и все гвалтовные натуры, не в состоянии был проникнуть ни в милосердую душу Иова, при имени которого вспоминаются слова: «Он бе светильник горя и светя», ни в замкнутую душу Конашевача-Сагайдачного, о котором ни единым словом не помянуто у Журковского, точно как будто и не было его меж теми знатными казаками, которых новый воевода угощал humanissime. Не слыхать было в то время ни про того, ни про другого. Это показывает, что оба подгорца думали свою крепкую думу без шуму. Приближалось великое время. Оно предвиделось, то есть должно было предвидеться, такими людьми. Стеснённая со всех сторон враждебными апрошами русская церковь была накануне своего возрождения.

ГЛАВА XIX. Польско-русское общество терроризует лучшего своего представителя. — Отстранение Запорожского Войска от участия в войне за Волощину. — Гибель панского войска на Цоцоре и значение этого события в судьбе Украины. — Общий взгляд на польско-русскую жизнь, положение страны и народа. — Личность лучшего казака и её отношение к лучшему из людей духовных.

Над польско-русским центавром продолжали грознее и грознее собираться тучи, и всё с той, с задунайской стороны. Точно незримая рука на пиру Валтасара, таинственная сила, неосязаемая для классически воспитанного польского ума, давала Польше знать о её крайне опасном положении. Но ни одной Трои не было без своей Кассандры. Был и среди поляков человек, который видел, к чему клонится дело. Происходя от русских предков, он ярко позолотил польскую славу; но польское отечество не понимало его, не ценило, преследовало его завистливыми языками и привело наконец к трагической кончине. Хотя он говорил на сейме, что злые толки о людях fidei probatae явление обыкновенное, что это — communis sors omnium, но тем не менее они глубоко оскорбляли эту честную, энергическую душу. Они имели влияние и на последнюю судьбу его.