История воссоединения Руси. Том 2

В то время, когда Жолковский гнался за Наливайком, Лобода стоял у Белой Церкви, а его товарищ Савула ходил в Белоруссию собирать вольную и невольную дань на казацкое войско. Дело росло незримо, и уже казалось казакам, что конец войны близок; а война только лишь начиналась. В жизни Лободы произошло тогда что-то загадочное. Гейденштейн рассказывает, что он, отобрав себе семь сотен отважнейших наездников, пустился из-под Белой Церкви к Бару, с намерением покарать за что-то пани Оборскую. Жолковский стоял тогда в Погребищах, и Лобода едва не наткнулся на его войско. Вернувшись под Белую Церковь, он получил от коронного гетмана предложение королевской милости и ласки, если казаки опомнятся и не соединятся с Наливайком; а Наливайко между тем «вынырнул» из уманской пустыни и появился под Белою Церковью. Поляки, со своей стороны, двинулись к этому городу. Стояли казацкие сотни и в других местах по Украине. Враги назирали друг друга и готовились к отмщению за взаимные обиды. А новые, глубокие обиды наносились между тем беспрестанно и вписывались в памятную книгу казацкого сердца, о котором сложилось мнение, что оно никогда обид не забывает.

Такой случай произошёл, между прочим, в Каневе, в самый день радостного для казаков праздника Воскресения Христова. Праздник этот имеет важное значение для народа, который не от корсунского попа Анастаса, а от апостолов, просветивших Ольгу, восприял всемирную идею спасения. По случаю этого великого дня, один из украинских Гомеров заставил невольников ещё сильнее почувствовать неволю свою у неверных. Когда воспетая им «дивка бранка, Маруся попивна Богуславка», объявила заключённым в темнице казакам,

Що сьогодні у нашій землі християнській Велико

дна Субота,А завтра святий празник, роковий день Великдень,

то пленные, исстрадавшиеся в тяжком заключении казаки

Білим лицем до сирої землі припадали,
Дівку бранку,
Марусю попівну Богуславку,
Кляли-проклинали:
«Та бодай же ти, дівко бранко,
Марусю, попивно Богуславко,
Щастя й долі собі не мала,
Як ти нам святий празник, роковий день Великдень сказала»!

Так глубоко чувствовались казаками, в их особенной, своеобразной религиозности, и святость, и священная красота великого в году дня. Казаки, со своими семьями, окружили Каневскую церковь. Тут, среди широких размалёванных ковшей с пасками, с крашенными яйцами, принесённых на мережаных рушниках для освящения, шли целованья между людьми, далёкими друг другу. Имя воскресшего Христа сближало возрасты, полы, состояния; не могло сблизить только тех, между кем поместился ксёнз, гражданин не Польши или Руси, а папской области. И вдруг князь Рожинский, сын того, с которым казаки осаждали Аслан-Городок, князь Вишневецкий, потомок того, который висел на железном крюке в Царьграде, татарин Темрюк, сделавшийся христианским воином, и русин Ходкевич, игравший роль татарина, напали на казаков со своими жолнёрами, и вокруг церкви, воспевавшей гимн: просветитесь, людие, началась резня между братьями. Сколько надобно было времени, сколько надобно было счастливых, тихих, лет, чтобы забыть кровавый каневский Великдень! А счастливых, то есть тихих, лет не было вовсе на Украине. Как же было казакам не быть разбойниками?

Разбойничали обе стороны. Однажды, среди ночи, в Белой Церкви, выкрались поляки из города в поле, чтобы неожиданно ударить на казацкий табор. В ту же самую ночь наготовились и казаки посетить в городе поляков. Обогнув город, они тихо вошли в Белую Церковь задними воротами, которые, как говорят, отворили им мещане. В польских квартирах оставались одни слуги, только в одной было человек 20 наёмных венгров. Казаки быстро их опустошили и с богатой добычей поспешили убраться. Но, когда пришли в свой табор, он был пуст, безмолвен и наполнен побитыми людьми. Поляки, овладев табором, погнались за его защитниками; а когда вернулись на свою добычу, вместо добычи нашли казаков, дивующихся и скорбящих о своих братьях. Казаки ударили на врагов единодушной массой, и недавние победители насилу спаслись бегством в Белую Церковь, где ожидало их зрелище совершённого казаками разорения и хищничества. За достоверность этого события ручается то, что оно записано в летописи польской, хотя полякам нечем было хвалиться.