История воссоединения Руси. Том 2

Вскоре потом произошла серьёзная битва у Наливайка с Жолковским, в одной миле от Белой Церкви. Бились до самой ночи; жолнёрам сильно досталось в этом бою; одна хоругвь была почти вся перебита и потеряла своего ротмистра, Вирника. Ночью Наливайко отступил к Триполю. Там, говорит Бильский, казаки отрешили его от гетманства и выбрали на его место Лободу; но, вероятно, дело было так, что Лобода и не переставал гетманствовать, а когда оба войска соединились, вместо двух гетманов должен был начальствовать один. Это тем вероятнее, что Наливайко, со своей отдельной дружиной, представлял подобие варяго-русского князя и имел в Запорожском Войске значение «охочего» контингента. Казаки двинулись под Киев, куда пришёл и Савула из Белоруссии. Решено было уходить за Днепр, и при том, без оглядки; Жолковский, как отличный тактик и стратегик, был казакам не по силам. Уходя за Днепр, казаки побросали даже запасы соли в Трахтомирове и Каневе. Зато забрали с собой жён и детей.

Так уходили, спустя много времени, жители русской стороны Днепра на татарскую после несчастной Хмельнитчины, прозванной в народе Руиной. Уже тогда, за пол-столетия до Хмельнитчины, намечен был казаками путь в восточные пустыни, которые, можно сказать, не принадлежали ещё никому.

И вот казаки очутились за Днепром. Ни Брацлавщина, ни Уманщина не дали им приюта; оставалась ещё древняя половецкая земля за Сулою: туда теперь стремились их мысли. Но, покамест, надо было удержать поляков от переправы. Казаки не оставили позади себя ни одной лодки. Жолковский расположился обозом в полумиле от Киева под монастырём, собрал несколько лодок и хлебных байдаков с Припяти и Тетерева впадающих в Днепр, а киян заставил чинить старые и строить новые суда. Он лично наблюдал за работой. Днепр между тем очистился от льдин, и казаки воспользовались водяными своими ресурсами: их човны-чайки (числом до сотни), на которых они хаживали в море, подплыли к Киеву, при звуках труб и литавров, чтобы помешать работе Жолковского. Откуда взялась эта флотилия; где она обыкновенно стояла на Днепре, у Черкасс ли, у Канева, или у Кременчука, — ничего этого мы не знаем. Видим только, что казаки готовились к борьбе долго и по какому-то общепринятому плану. Но история древнего Египта, прочитанная по иероглифам, сказывается нам с большей объяснимостью, нежели история молчаливых наших предков, за три столетия до нас. Украинские иероглифы мудрёнее египетских.

Предводительствовал флотилией шляхтич Каспар Подвысоцкий. Жолковский, пальбою с высокого нагорного берега, заставил её удалиться. Сухопутные казаки стояли табором на противоположном берегу Днепра, чтобы не дать Жолковскому переправиться с «русского» берега на «татарский».

В битвах и походах провели казаки великодные святки. В субботу поляки увидели на Днепре колоду с воткнутой в неё бумагой. То было письмо от Лободы к Жолковскому. Лобода предлагал мировую. В Фомино воскресенье приехал с таким же письмом казацкий сотник, по имени Козловский. Жолковский требовал: выдать Наливайка и главных виновников бунта, отдать армату, то есть артиллерию, и те иностранные знамёна, под которыми казаки сражаются. В понедельник явились два есаула, прося, чтобы гетман гнев свой переменил на ласку, однако ж выдать никого не хотели. В это время два панские пахолка передались казакам и известили их, что приближается литовское войско, а каменецкий староста Потоцкий переправляется через Днепр под Гострым. Жолковский потребовал у казаков выдачи пахолков, а то задержит есаулов. Казаки никого, кто к ним бежал, не выдавали; но, чтобы выручить своих, тотчас велели снять головы бедным пахолкам и показали их посланцу Жолковского. Вслед за тем двинулись шумно (z trzaskiem) в поход и «шли табором», то есть в войсковом порядке, а Лобода и Наливайко остались с полторы сотнями конных казаков на берегу. Севши в лодку, Лобода один подплыл к русскому берегу для переговоров. Трактовал с ним брацлавский староста Юрий Струсь, но «не мог страктоваться». Вернулся Лобода к своим, и пошли казаки к Переяславу.

Во-вторых начали переправляться на татарский берег поляки, а в четверг на Фоминой неделе они шли уже по казацким следам. Из Переяслава казаки двинулись к Лубнам, с целью уходить в степи, лежавшие за Сулою, — в эту «половецкую землю», в эту никем ещё тогда немерянную Скифию, где не так верно побеждал сильный, как выносчивый.