История воссоединения Руси. Том 2

В одном из донесений к королю, коронный гетман Жолковский писал: «Казаки овладели всей киевской Украиной, господствуют во всём приднепровском крае, что хотят, то и делают». Но не одни казаки делали, что хотели. Пограничные паны научили их рыцарствовать; они же постоянно учили их и своевольничать. Самая война с Московским государством, из-за выдуманного ими царевича Димитрия, была для казаков школою разбоев, грабежей, и политической разузданности. Ничто не останавливало пограничную шляхту в её фантазиях относительно польского господства в Молдавии, ничто не останавливало и казаков, когда у них являлась охота пошарпать богатого турчина. В самый тот год, когда Струсь, герой Лубенского побоища, очутился вместе со своими соратниками в кремлёвской западне, его земляк и сосед, Стефан Потоцкий, вторгнулся, что называлось, na własną rękę в Молдавию, чтобы поддержать низложенного Турцией господаря, как поддерживали его товарищи тушинского вора, и пострадал подобно героям войны московской. Но сходство между одними и другими шляхетными героями этим не оканчивается. В глазах современников, поход Потоцкого предпринят был на własną rękę, а перед потомством лежат бумаги, из которых явствует, что король, через посредство Жолковского, поручил «Jego Mośi Panu Stefanowi Potockiemu, Staroście Felińskiemu, чтобы он, с частью войска, которое взяло деньги на королевскую службу, шёл в Волощину, прогнал оттуда Томзу, а Константина посадил опять на господарство». [111] Казаки, не зная, конечно, закулисных действий короля и коронного гетмана, шли по следам Потоцких, Корецких и других ополяченных братьев своих, но с той разницей, что казацкая выручка от похода превосходила панскую в несколько раз. Это происходило, прежде всего, от того, что «семилатная сермяга» и «подбитая ветром шапка» служили казаку там, где пану необходимы были златоглавы, адамашки, саеты. О прочем на сей раз умалчиваю. В виду шляхты, вдававшейся всё больше и больше в роскошь, вырастали соперники, страшные самою простотой своего быта. Здесь началась та самая борьба, которая происходила на далёком от Украины острове между роскошными английскими «кавалерами» и умеренными в одежде, пище, обстановке пуританами, — борьба, совпавшая с кровавой Хмельнитчиной, которая, впрочем, не выдерживает с ней никакого сравнения. Противоположность между двумя лагерями, в этом отношении, была поразительна, и в особенности, что касалось до дележа добычи. Польская история наполнена безобразными сценами раздора между гербованными добычниками, и ещё более безобразными фактами утайки и расхищения общественных сборов. Казаки разбойничали для ремонтировки, но не было между ними примера кровавой схватки по случаю «паюванья» добычи. Они, как родные чада народа своего, превзошли, со стороны «стыдения», своих предшественников, варяго-русских князей: у тех, по сказанию «Слова о Полку Игореве», брат брату говаривал без всякого стыдения: «се мое, а то мое же», и по пословице: «в чужой руке кусок велик», называл «малое великим». Что касается до общественной собственности, то она хранилась в запорожских скарбницах без замков, одной честностью тех, которые за украденное конское путо, стоившее полушку, казнили своего товарища смертью. [112] Но обратимся к тому, чему верят охотнее, — к разбоям и опустошениям казацким.

Одновременно с Потоцким, казаки пустились в своих чайках на Варяжское или Русское море «славы-лыцарства козацькому вийську здобувати», как о них пели идеалисты-кобзари, и проложили себе широкую «здобычню дорогу», призабытую со времён князя Олега Киевского. Слух об этом походе встревожил и раздразнил сеймующих панов, и в 1613 году против казаков опубликован был по всему пограничью строгий королевский универсал. Казаки, отведав «турецкого добра» на море, готовились навестить своего вечного врага бусурмена в Волощине, за которую и без того надобно ещё было считаться королю с султаном, пренебрегая тем, что Стефан Потоцкий был турками разбит и взят в плен. «Услышав об этом своевольном замысле вашем», писал король к казакам, «все коронные чины и вся Речь Посполитая, почти в один голос, горячо просили нас обуздать и покарать это своевольство ваше; а потому, в случае вашего непослушания, мы прикажем нашим старостам и всяческим властям истреблять вас и карать на имуществе, жёнах и детях ваших». Угроза несостоятельная, при солидарности с казаками одних властей и при боязни их раздразнить — других. Пока собрался сейм и постановил почти единогласное решение своё против казаков, они успели сходить и в Волощину и на Чёрное море.

В Царьграде заволновались все члены дивана от вестей о казацких похождениях. Польский посол Андрей Горский оправдывался тем, что казаки — разбойницкое скопище разных племён, что своевольство вошло им в привычку, что они знать не хотят ни короля, ни Речи Посполитой, и что, если турки умудрятся их истребить, так поляки зa это отнюдь не будут в претензии. Оправдания тщетные.