Итак, по мнению одного из прямодушнейших панов, прежде всего виноваты были сами паны. Но многие ли способны к самообвинению? И высоко ли стояла польская шляхта в идее равноправности? На сейме всего больше хлопатали о том, как бы расправиться с казацким мотлохом. О себе забывали, себе не ставили в вину того, за что других казнили. Повторялась, в широком размере, история разрушения и грабежа краковского Брога, рассказанная Оржельским. [139]
«Издавна шло к тому дело», продолжал Жолковский (что будет разрыв мира с турками), «но только в 1614 году язычники рассвирепели наконец за наши вторжения в Волощину. Как Иов проклинал день своего рождения, так я проклинаю тот несчастный день (в который наши вступили на волошскую почву). Были не раз обижены турки и прежде, но до этого дня наши экспедиции были гораздо счастливее. С того же времени — точно с печи на голову: разозлились язычники, запенились, ни во что поставили рыцарских наших людей, и тотчас, недели в полторы, точно из пекла, налетел на нас Мехмед, опустошил Подолье и долго ещё не насытился бы нашей кровью, когда б я не прибежал к остатку нашего войска на Украину. В том же году вторгнулся опять Батыр-бей, и хоть у Сасова-Рога побили его наши, но это нам помогло мало: турки выхлопотали у султана войну против нас; сам дьявол их пришпорил. Казаки между тем, переплывши море, вломились в славный порт Синоп и причинили туркам на 40 миллионов убытку, не считая людей. Лишь только долетела весть об этом до Царьграда, двинулись на нас враги сухим путём и водой, и проникли в такие спокойные места, куда не смел до тех пор сунуться ни один неприятель». [140]Что делал этот неприятель, и как удалился из под Очакова, мы уже знаем.