История воссоединения Руси. Том 2

На противоположном берегу дожидались польского уполномоченного две хоругви турок, хоругвь волохов и сверх того ещё «не малый полк татар». Паром был только один, и тот в дурном виде, а потому не скоро кончилась переправа, хотя множество конвойных коней пан Ожга велел переправить вплавь. На противоположном берегу приветствовал его, от имени баши, сперва один бей, а потом и другой.

Подробности, в настоящем случае, введут нас ближе в жизнь изображаемых народов, нежели описание самой громкой в истории (а это значит самой кровопролитной) битвы. Эти мелкие и часто как бы ничего не значащие обстоятельства действующих лиц и времени служат наилучшим комментарием для событий громких. Настоящее же, лишённое шума и пушечных громов событие следует причислить к весьма важным, по тем великим ожиданиям, которые соединялись у обеих партий с его желанным исходом.

Вслед за другим беем приехал к пану Ожге с приветствием Алишах-мурза. Тут же поздоровался с ним и волошский господарь. Пан Ожга не заметил, что перед татарским полком стоял Кантимир-мурза; тот обиделся невниманием и тотчас поскакал прочь с небольшим конвоем.

Посол надднестрянской Речи Посполитой двинулся в путь, сопровождаемый азиатской знатью и её многолюдным конвоем. Приехали в Кременчук, волошское село, сожжённое гостями-татарами. Под Кременчуком, в полумиле от польского стана по прямой линии, стоял кошем Кантимир-мурза; далее, в доброй миле расстояния от польского стана, расположился над Днестром седмиградский князь и с ним волошский и молдавский господари, ещё далее стояли турки, а за турками — Алишах-мурза. Когда прибыли в кош Кантимир-мурзы, Алишах-мурза приставил к посольскому рыдвану десятка полтора татарских, а оба беки — столько же турецких всадников, «поводного» же коня пана старосты трембовельского велели вести перед его глазами, держась при этом сами поближе к нему, и только этим способом нашли возможным проехать через татарское становище. А когда взъехали на высокую скалу, Алишах-мурза просил спутников подождать. Он боялся, чтоб татары, при сём удобном случае, не очистили посольского рыдвана и нашёл необходимым поместиться в нём, как гарнизон помещается в крепости. Несколько дней тому назад, у самого Скиндер-баши татары не только расхитили его походный экипаж, да и коней забрали. За горой стояли наметы самого Кантимир-мурзы. Тут выскочил из толпы татар пленный пахолик, принадлежавший к роте пана Казановскаго; недавно ездил он вместе с другими добывать сена под самым становищем татарским и, за свою невольную отвагу в панской неволе, поплатился неволей татарскою. Несчастный ухватился за стремя пана старосты; староста не велел ему идти прочь и вывел из татарского коша, а потом дал ему коня и привёл обратно в польский стан.

Уполномоченного надднестрянской Речи Посполитой провели последовательно через все становища, чтобы внушить ему надлежащую сговорчивость. Начинало уже вечереть, когда пан Ожга прибыл в турецкий лагерь. Там приготовлено было для него два намета. — Десятка полтора чаушей приняли его с подобающими церемониями. Спустя немного времени, пришли два старых «хорошо одетых» [156] чауша с приветствием от Скиндер-баши. Посол отправил к нему с таким же приветствием своего переводчика, пана Отвиновского.

Утром 16 сентября, пришли к нему чауши с приглашением к турецкому главнокомандующему. В палатке Скиндер-баши заседал совет, состоявший из известных уже нам лиц. Многочисленная свита каждого из этих царьков окружала палатку. Всё вместе представляло вид внушительный. Но польские послы вели себя вообще гораздо мужественнее и даже умнее, нежели польские политики. Инструкцией, составленной в то время при королевском дворе, послу предписывалось «стоять подобно вкопанному пню, смотреть прямо вперёд перед собой, а потом поднять глаза на того, кому отдаётся посольство; не делать никаких телодвижений, не посматривать ни направо, ни налево, не качать головой, руки держать спокойно, а не хлопать рукой об руку, не теребить бороды, удерживаться от кашля, плеванья и сморканья, головы и ничего другого не почёсывать, в носу и в ушах не ковырять, губ не грызть, слова из уст выпускать так, как текут ручьи: сперва тихо, а потом всё громче и громче; ни речей, ни слов не повторять; говорящего не перебивать, а за прерванную речь не гневаться и, выждав, опять возвращаться к тому выражению, на котором речь была прервана», и пр. и пр. [157] Мы должны воображать себе пана Ожгу не ниже представленного здесь идеала польского посла: он был русин. Когда вошёл он в собрание, все встали со своих мест и приняли стоя приветствие панского уполномоченного. [158] Вслед за тем приехал Кантимир-мурза. «Пан Кантимир», обратился к нему Скиндер-баша, «вчера пан посол не приветствовал тебя, так теперь приветствует». Знатные господа поздоровались.