История воссоединения Руси. Том 2

ГЛАВА XVI. Возрождение древних русичей в низовом казачестве. — Обратное движение русской силы в Киевскую землю из карпатского подгорья. — Восстание русской силы из упадка на севере. — Мирные сделки казаков с панами. — Казаки спасают польское войско в Московщине. — Невозможность уничтожить казаков. — Прикосновение казаков к церковным делам.

Зная год смерти Сагайдачного (1622) и его почтенную седую бороду, зная опытность его в управлении казаками, которая могла быть приобретена только долгим обращением с этой бурной вольницей, — мы должны причислить Сагайдачного к людям средних лет, сражавшихся под знамёнами Наливайка и Лободы. Но нам не известно, участвовал ли он в восстании казаков против коронной силы. Надобно думать, что не участвовал: потому что его отношения к властям были всегда столько же мирны, сколько его действия независимы и радикальны. По крайней мере мы не имеем прямых указаний на это в современных письменах.

Сагайдачный был уроженец Галицкой Руси, которая дала Польше всех коронных гетманов, а нам — противовес вельможеству и римской пропаганде, в лице автора «Апокрисиса», в лице Иоанна Вишенского и Иова Борецкого, представителей той нравственной силы, которая заключалась в нашем народе и выразилась в незабвенном церковном братстве Львовском. Карпатское подгорье, как я уже сказал, и готов повторить это много раз, послужило убежищем остаткам храбрых русичей, после того как их отважные князья «сваты попоиша и сами полегоша за землю руськую». «Понизили» храбрые русичи «стязи своя», вложили в ножны «мечи своя вережени», «дали гнездо своё в обиду», потеряли предковскую славу свою, но не утратили своей энергической природы. Не даром мужественные сердца их предков были «в жестоцем харалузе сковани, а в буести закалены». Покинув старое днепровское гнездо, наши распуганные «шестокрыльцы» всё-таки сохранили соколиный полёт свой. Как «сокол в мытех бывает, высоко птиц взбивает», так и они, — неважно, что им, в былом поколении, «припешили крыльци поганскими саблями», — возродясь в новом, опять являли себя «шестокрыльцами» того великого гнезда, которое примкнуло к себе эти самые червенские города, это карпатское подгорье. Подобно тому, как иногда физиологически возрождаются отличительные свойства неделимого через много поколений, так и здесь, под чуждыми знамёнами, при иноземном боевом кличе, вставали дотатарские русичи с прежними свойствами своими: с тою же жаждою боевой славы с тою же падкостью на военную добычу, с тою же решимостью стоять за русскую землю против пришельцев. «Высоко плавали они в буести, яко сокол, на ветре ширяяся», — надо отдать им честь; но долго не попадали на тот «путь», которым их предки «искали князю чти, а себе славы», — на тот «обычный варяго-казацкий шлях», который «пробил каменные горы сквозе землю половецкую, который лелеял на себе посады Святославовы». Этот путь, указало им, наконец, низовое казачество, и во главе казачества явился их земляк, самборский уроженец Петро Конашевич-Сагайдачный. Он, в нашей истории, можно сказать, «похитил всю переднюю славу» казацкую, предвосхитил всё, чем по справедливости могут гордиться (увы! невежественные) казацкие потомки; он «поделился» с древними буйтурами славою «заднею». Конашевич-Сагайдачный дал украинскому казачеству больше значения в судьбе Польши и Руси, нежели кто-либо из его предшественников и преемников. Это будет видно из моего дальнейшего повествования. Здесь я только замечу, что не сабля, воспетая в песнях, не резня, проклинаемая в жалобах несчастных современников, не дикие буйтуры запорожские и не горькие пьяницы украинские привели казаков к воссоединению Руси, — акту, имеющему значение в истории всего земного глобуса, а такие тихие и энергические характеры, каким обладал Сагайдачный.