История воссоединения Руси. Том 3

Казаки всегда внимали охотно подобным призывам. Поэтому и теперь, нагрянувши в Киев (не известно, в каком числе), распорядились что называется по-свойски, и наградили себя при этом за ревность к Божию дому обычным у них в подобных случаях грабежом крамных комор и мещанских дворов. Борецкий чуждался грубых мер и конечно не имел в виду такого способа защиты киевских святынь; но более соответственных защитников у него не оставалось. Только князь Христофор Радивил, глава протестантского движения в Белоруссии, был предан ему, как сотоварищу в борьбе с папизмом; но Радивил был далеко, и мог работать лишь для его личной безопасности в правительственной среде. Волей и неволей, Борецкий должен был сделать реальной жизни уступку, каких она требует почти от всех великодушных и возвышенных идеалистов: сохраняя высокое и святое для грядущих поколений, Борецкий низвёл его временно до нравственного уровня массы. Но невольная прикосновенность к слепой казацкой завзятости до того была противна его понятиям о православии, что он в многочисленных письмах своих к царю Михаилу Фёдоровичу, к московскому патриарху Филарету Никитичу и к другим знатным лицам не упомянул о ней ни единым словом.

При таких-то обстоятельствах, когда в Украине происходили религиозные и общественные смуты, о Мелетии Смотрицком получались известия с Востока, вовсе не утешительные для православного общества. От людей, подобных учёному Копыстенскому, они переходили к полуграмотным чернецам, а от чернецов — к казацкой старшине, которая, предводительствуя ведомыми всему христианскому свету разбойниками и грабителями, [48] тем ещё заботливее вверяла попечение о своих грешных душах людям, славившимся святостью христианской жизни. Казаки, в лице своих вождей, которыми обыкновенно бывали у них шляхтичи да изгнанные из магистратских лавиц мещане, до такой степени были вооружены против Смотрицкого, по распространённым в их среде чернецами слухам, приходившим о нём с Востока, что Смотрицкий мог пребывать безопасно на Украине только среди иночествующей братии. Отвергнутый киевскими монастырями и сделавшись тайным униатом, он, как уже сказано, продолжал внешнее общение своё с киевскими борцами за православие, которые, по смерти Копыстенского, последовавшей в 1626 году, приглашали его останавливаться даже в Печерской лавре. Пользуясь этим обстоятельством и слывя человеком святой, подвижнической жизни, Смотрицкий разлагал православные мнения осторожно и последовательно в интимных беседах с избранными людьми, а между тем готовился нанести православию удар, от которого оно должно было разрушиться, как измышление народа, по его словам, «глубоко падшего». Удар долженствовала нанести книга его, рекомая Апология, в которой он изобразил все заблуждения православной церкви, проникнутые духом протестантизма, или же исполненной невежественных понятий о религии. Этой литературной работе, имевшей значение подводимой под церковь мины, помогал Смотрицкому другой отступник православия, почти столь же учёный и талантливый во мнении современного общества, как и он сам, Кассиан Сакович, бывший префект киевобратского училища, издатель хвалебной книжницы: «Вирши на жалостный погреб Петра Конашевича Сагайдачного». Сакович, так же, как и Смотрицкий выработал свои правила жизни в доме знатного православного пана, именно в доме знаменитого в последствии Адама Киселя, где был домашним учителем, и так же, как Смотрицкий, оставил свой пост под влиянием паники, распространённой в Киеве витебской трагедией. Увидев своего вождя, Иова Борецкого, в положении крайне неверном, почти гибельном, он принял сторону церкви, покровительствуемой королём, и получил от наследника дома и имени Острожских дубенскую архимандрию в награду за отступничество от того православия, которое недавно превозносил и в прозе и в стихах. Но по отношению к Смотрицкому Сакович является повторением Гедеона Болобана, который, будучи другом Кирилла Торлецкого, старался уронить его во мнении патриарха Иеремии. [49]

Печатая во Львове «Апологию» Смотрицкого, Сакович сообщил тайком в Киев печатные листы этого пасквиля на православие. Очевидно, что ему надобно было так или иначе погубить своего совместника: явление в его иезуитски набожной среде нередкое.