В процессе разнообразных реформ Италия потеряла основные привилегии своего особого положения, тогда как провинции извлекли пользу из смещения центра тяжести. Примечательной была перемена в языковой политике. Местным языкам предоставили равноправие в суде и административных инстанциях, это новшество ограничивалось не только пунийским в Африке, но распространялось и на кельтский в Галлии и в рейнских землях. Там теперь на межевых камнях, кроме римской мили, появилась древняя кельтская мера длины, левга, которая соответствовала 2,3 км.
В религиозной сфере решающее значение имело почитание североафриканских богов. В процессе религиозного развития эпохи императоров древние пунийские божества Танит и Ваал-Аммон давно превратились в Деа Целеста (Небесная Богиня) и Сатурна. Поэтому понятно, что почитание Целесты и Сатурна достигло максимальных размеров и что сама императрица почиталась приближенной к Целесте. Однако официально культ Целесты в Риме при Северах введен не был. Кульминационного пункта почитание Танит в Римской Империи достигло при Элагабале, и то на короткое время. Когда сирийский жрец-император приказал перевезти в Рим черный каменный цилиндр бога своей родины, он связал с ним Минерву как вторую богиню Целесту, т.е. Танит. Однако наряду с этим мало просуществовавшим триумфом новой триады империи поклонение небесной деве распространилось до века Адриана, где Танит в характерной для того времени синкретической форме прославлялась таким образом: тождественная дева матери богов, богине Мира, богине Отваги, Церере, сирийской богине с весами, взвешивающей жизнь и право.
В понимании Септимия Севера своей власти и в его идеологии пересекались традиционные и новые элементы. В общей сложности обращение римской Империи к новым формам несомненно. Со времени отказа Марка Аврелия от адаптивной системы изменились и представления римского «императора». Правление Северов не имело ничего общего со стилизацией власти принцепса Августа. Прежде всего новое отношение императора к армии, с одной стороны, утверждение новой династии и начинающееся отмежевывание правителя от общечеловеческой сферы — с другой, расставили теперь решающие акценты.
Правда, здесь нужна тщательная дифференциация. Хотя Септимий Север в тронном зале сидел между статуями Геракла и Диониса, он не позволил поклоняться себе, как богу. Для него стало типичным обращение господин, и при случае императоры дома Северов приветствовались как священнейшие Августы или священнейшие императоры. Золотая монета 201 г.н.э., на которой Септимий Север изображен как Солнце, а Юлия Домна как Луна, стоит изолированно и не доказывает обожествления живого правителя, но принадлежит к кругу символики вечности. Солнце и Луна являются здесь выражением вечности Империи.
Божественный дом, весь императорский дом, династия, были призваны на их место волей богов. Этот дом божественен не потому, что, как в эллинистическое время, император и императрица были явлениями и представителями богов, а потому что боги предназначали этому дому судьбоносную задачу. С этим связана примечательная зависимость Септимия Севера от астрологии, как пути заручения волей богов. Не может быть никаких сомнений, что для него расположение звезд и предзнаменования являлись доказательствами его призвания. В соответствии с представлениями времени он перенес это призвание на весь дом, который гарантировал тем самым вечность Империи.
Эта династия снова и снова изображалась, как единство, например, на известной Берлинской станковой картине, которая написана в традиции египетских изображений мумий, или на монетах, которые прославляют объединенный портрет дома, как благоденствие времени. Итак казалось, что преемственность власти фактически гарантирована на долгое время. Однако демонстративные призывы к согласию доказывают, что единство династии в дни Севера было уже под угрозой. Стареющий император, однако, не строил никаких иллюзий по поводу опасностей, грозящих его дому.