История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

Дружба Шелли с Ньютонами становилась все крепче и сердечней, у них как нигде он чувствовал себя дома; часто, расположившись на ковре, он рассказывал детям истории о привидениях, а миссис Ньютон, прекрасная музыкантша, садилась за фортепиано и импровизировала на темы причудливых вымыслов поэта. В доме часто бывала сестра миссис Ньютон миссис Бойнвиль. Обе дамы, дочери плантатора с острова Сен-Венсен, получили смешанное англо-французское воспитание, и это привлекало Шелли, поклонника французских философов. Особенно неотразима была миссис Бойнвиль – женщина с абсолютно седыми волосами, юным лицом и острым, живым умом. Седина – свидетельство недавно пережитой утраты – придавала ей особую романтическую прелесть. В феврале 1813 года она осталась вдовой. Ее муж, разорившийся французский эмигрант, друг Лафайета и Андре Шенье, возвратясь во Францию, принял участие в войне Наполеона против России и погиб при отступлении французских войск из Москвы. Молодую вдову всюду сопровождала ее восемнадцатилетняя дочь Корнелия. В миссис Ньютон, в ее сестре и племяннице Перси впервые нашел собеседниц, равных себе по уму и начитанности. Совместная жизнь с Харриет приучила его, что женщинам нужно излагать любые отвлеченные идеи в самом упрощенном виде. Теперь он с лихорадочной радостью и поспешностью разубеждался в этом. Миссис Бойнвиль на лету подхватывала его мысли и часто облекала их в такую точную и вместе с тем изящную форму, какую юный философ сам не смог бы им придать. Когда Перси втягивался в интересный для него спор, он терял представление о времени и спохватывался только к утру, ложиться спать было уже поздно, и все отправлялись на прогулку. Для Ньютонов и Бойнвилей встреча с Шелли тоже была откровением. Они впервые увидели человека, так преданно увлеченного мечтами о преобразовании мира и начисто лишенного каких бы то ни было корыстных соображений. Величайшая серьезность и сосредоточенность соединялись в нем с простодушной веселостью, аристократичность и воспитанность – с пренебрежением ко всяким церемониям. «Что может быть прекраснее, чем святой, который вместе с тем и светский человек?» – так они судили о Перси.

У Шелли на все хватало времени. Кажется, для него не существовало обычного времени; у него были особые, безразмерные сутки, в которые умещалось всё – прогулки, встречи, беседы, ночные споры, при этом он переводил эссе и трактаты французских философов, по-прежнему много читал, в этот период он снова вернулся к «Илиаде» и «Одиссее». И самое поразительное, что все эти дела и занятия не отвлекали поэта от главного – его стихов. В 1814 году вышел первый значительный томик его сочинений. Весну 1813 года Шелли провел в доме Бойнвилей в Бракнеле, недалеко от Лондона. Перси был как будто вездесущ и вместе с тем неуловим. «Рыцарь эльфов», или «рыцарь фей», как называли его Бойнвили, появлялся и исчезал в самое непредсказуемое время, то гонимый безотчетным страхом, то влекомый внезапным поэтическим образом. «Он не может следовать никаким другим законам, кроме золотого закона – немедленно выполнять то, что подсказывает момент», – утверждали друзья, а Хогг как-то сказал: «Есть края, где верят, что мирные домашние козы имеют сношение с дьяволом и 12 часов в сутки проводят в аду. А я думаю, дорогой Перси, что в таком случае между тобой и этими дьявольскими козами есть что-то общее».

«Может быть, – полушутя, полусерьезно отвечал Шелли, – именно поэтому я думаю о самоубийстве».

Иногда на Шелли нападали приступы болезненной слабости или кашля, сопровождающегося болями в груди; он даже начал подозревать, что у него развивается чахотка. Хогг же был уверен, что временные расстройства его здоровья связаны с неблагоразумным отношением к питанию и одежде. Даже в сильные холода Шелли обычно появлялся на улицах Лондона без пальто и даже без плаща, в своем обычном жилете, горло иногда было замотано шарфом, но чаще оказывалось, что шарф потерян, и Перси мчался вдоль домов с распахнутым воротом и развевающимися по ветру кудрями. Что же касается пищи, то Шелли, бывало, и сам вспоминал, какое благотворное влияние оказала на него после долгого вегетарианского поста хорошая порция баранины.

Но главную роль во всех недомоганиях Шелли играли, очевидно, постоянная нервная напряженность и мнительность, доходящая до того, что однажды, встретившись в дилижансе с женщиной, у которой были необыкновенно толстые ноги, Шелли тут же решил, что непременно заразился слоновой болезнью. Через несколько недель этот страх был вытеснен другим – манией преследования.