История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

В том, что Шелли венчался или крестил детей, наивно было бы видеть отказ от атеизма (хотя в зрелые – относительно – годы поэта нелегко признать таким же последовательным атеистом, как в юности, но и это, в свою очередь, никакого отношения к обрядам не имеет). Если Шелли, в каждом своем шаге стремившийся буквально следовать своим принципам, с очевидной легкостью пошел на исполнение этих обрядов, не означает ли это, что сами обряды не имели для него принципиального значения – положительного или отрицательного? Символическая сторона христианства – легкая мишень для деистов, пантеистов, атеистов, – по всей вероятности, была для Шелли лишь системой предрассудков, достойных сожаления, но не несущих того зловещего смысла, которым в его глазах были исполнены сама христианская мораль и исторический путь церкви. Во всяком случае, демонстративный отказ от венчания не стоил ни тех неприятностей, которые навлекало на Харриет положение невенчанной жены, ни беспокойства близких или затруднений при переезде границ.

Шелли поселились в Виндзоре, как обычно, «навсегда». Перси пришлось часто ездить в Лондон для урегулирования финансовых вопросов. Иногда дела требовали задерживаться в Лондоне надолго – на неделю и даже больше; чтобы избежать кредиторов, он останавливался обычно у Годвинов, тем более что Годвин сам был крайне заинтересован в финансовой удаче Шелли, и особенно теперь, когда его детское издательство терпело крах. Перси со времени личного знакомства с Годвином всегда старался оплачивать его долги, даже если для этого самому приходилось занимать деньги. Но на этот раз нужна была очень большая сумма – три тысячи фунтов.

Когда Харриет с дочкой уехали на лето в Бат, Перси окончательно перебрался в Лондон и теперь ежедневно бывал у Годвинов.

Глава IV

1

3 июня – Шелли навсегда запомнил этот день – он вместе с Хоггом проходил по Скиннер-стрит. «Мне надо кое-что уладить с мистером Уильямом, заглянем на минутку», – сказал он другу, и они, пройдя через магазин Годвинов, поднялись на второй этаж в комнату, всю заставленную книжными полками. Хозяина дома не было. Друзья уже собрались уходить, как вдруг дверь приоткрылась и высокий девичий голос крикнул: «Шелли!» На пороге стояла светловолосая худенькая девушка. На ее бледном лице, казалось, не было ничего, кроме глаз – больших, пронзительных, цвета светлого ореха. Это была Мери Годвин. Шелли впервые встретил ее полтора года назад, за обедом, она только что вернулась из Шотландии. Кажется, тогда Хогг спросил: «Ну, как тебе понравилась младшая?» – «Так же, как и все остальные женщины», – ответил он.

Впоследствии Мери долго вспоминала и высчитывала, когда же могла произойти та их самая первая встреча, в результате дата была установлена, кажется, точно – 13 ноября 1812 года, в этот день Годвин пригласил на обед Шелли, Харриет и Элизу. Но при всем желании Мери не могла припомнить ничего значительного из того вечера. Единственное, что осталось в памяти, – прекрасное голубое шелковое платье Харриет. «А Шелли?.. Шелли был очень заботлив по отношению к жене».

Потом, приходя к Годвинам, Шелли почти не встречал Мери – чаще всего она гостила у друзей отца. Деспотизм мачехи, а главное – нелюбовь к чужим детям делали дом на Скиннер-стрит не просто чужим, а враждебным для нее.

Так что до сих пор Шелли знал о Мери в основном со слов Годвина. «О, Мери… Трудно передать, как велика ее страсть к знаниям, а настойчивость ее непобедима… Она вся в мать», – говорил Годвин, и унылое его лицо преображалось.

Портрет покойной Мери Уолстонкрафт неизменно висел в кабинете Годвина над его рабочим столом и только после смерти хозяина покинул свое привычное место. Молодая пышноволосая женщина в легком белом платье сосредоточенно смотрела куда-то в сторону и чуть вверх, ее смуглое с крупными правильными чертами лицо освещали внутренний покой и гармония.

Мери восхищалась своей матерью и свято хранила память о ней. Перси слышал, что, когда дома становилось невмоготу, девушка убегала на кладбище святого Панкраса к могиле матери. Там, на скамеечке под раскидистой ивой, ей никто не мог помешать ни читать, ни думать…

Шелли давно уже подружился с веселой, энергичной, темноглазой и темноволосой Джейн Клермонт и мечтательной, робкой Фанни Имлей. Фанни не умела постоять за себя и поэтому вызывала у Шелли нежное сочувствие, которое грозная миссис Годвин приняла за влюбленность и на всякий случай отправила безропотную девушку в Уэльс. Прощаясь с Фанни, Шелли заметил ее бледность и припухшие веки. «Бедняжка, проплакала всю ночь», – подумал он, пожимая ее нерешительно протянутую руку.