История заблудших. Биографии Перси Биши и Мери Шелли

– Любимая, они нас разлучили, но смерть нас соединит. Вот это освободит тебя от тирании, – выкрикнул Перси, протягивая Мери бутылочку с настойкой опия. – А это поможет мне, – и он выхватил из кармана маленький пистолет.

Джейн Клермонт, присутствие которой Шелли даже не заметил, закричала, и на помощь прибежали миссис Годвин и какой-то пожилой господин, приглашенный в тот день к обеду. Они начали уговаривать юношу вернуться домой. Мери едва понимала, что происходит. «Я не возьму опия, но если вы будете благоразумны, я обещаю навсегда остаться верной вам», – она произнесла эти слова медленно и отчетливо, как будто говорила с маленьким ребенком.

Придя домой, Шелли написал отчаянное письмо Пикоку с просьбой приехать в Лондон.

Хогг в это время тоже отсутствовал, и Перси метался по опустевшему для него Лондону, не зная, что предпринять, как вернуть Мери.

Пикок сразу же откликнулся на письмо и вернулся. Он был ошеломлен и испуган тем состоянием, в котором застал своего друга.

– Ни один из прочитанных мной рассказов или романов не мог дать представления о такой поразительной, внезапной, неистовой, непреодолимой, неудержимой страсти, как та, которая охватила моего друга. Его глаза были налиты кровью, волосы всклокочены, одежда в беспорядке. Разговаривая со мной, Перси указал на бутылку с опием: «Я теперь никогда не расстаюсь с ней», – признался он и прибавил: «Мне все время приходят на память слова Софокла: “Лучше всего было бы не родиться вовсе. Но если ты все-таки родился, то постарайся поскорее вернуться в небытие”».

Несколько дней спустя, в полночь, в двери Годвинов постучали и посыльный сообщил, что Шелли отравился. Мистер и миссис Годвин спешно явились на место происшествия. Там уже был врач. Миссис Годвин осталась присматривать за безумцем. Утром Перси был еще так слаб, что почти не мог говорить. Годвины вызвали письмом миссис Бойнвиль, а до ее приезда наняли сиделку. Харриет в это время снова была больна и лежала в доме отца. Шелли поправился быстро, быстрее, чем предполагал врач. Миссис Годвин подозревала, что выздоровление ускорил не уход миссис Бойнвиль, а тайная записка Мери. Она была права. Узнав о несчастье, перепуганная Мери переправила Шелли письмо, и с этого дня между ними наконец установилась связь. Послания передавались через служителя книжной лавки Годвина. С ним же Шелли отправил томик «Королевы Мэб». Поэма была посвящена Харриет, но под напечатанным посвящением Перси подписал: «Граф Слобендорф был готов жениться на женщине, которую привлекло его богатство, но она оказалась так эгоистична, что покинула его одного в тюрьме». Аллегория была ясна: в воспаленном сознании Шелли чувство вины перед Харриет сменилось твердым убеждением в ее вине перед ним.

– Она уже давно влюблена в майора Райена, он отвечает взаимностью. Их связь очевидна.

На полях принадлежащего Мери экземпляра ее рукой написано: «Июль 1814 года. Эта книга священна для меня и, так как ни одно живое существо никогда не заглянет в нее, я могу записывать в ней всё с полной откровенностью. Но что я напишу? Что я невыразимо люблю автора и что судьба разлучает меня с ним. Любовь обручила нас, но я не могу принадлежать ему, как не могу принадлежать никому другому».

Как только Перси смог выходить из дома, тайная переписка сменилась тайными встречами – то где-нибудь в парке, то просто на улице. Шелли уверил Мери, что Харриет недостойна жалости, что она изменяет ему.

– Ей ничего не надо от меня, кроме денег. А я сделаю распоряжение, чтобы большая часть моего годового содержания поступала к ней.

Шелли больше не колебался, и Мери позволила себя убедить – почему, собственно, она должна верить этой чужой женщине, которая не сумела сделать счастливым такого человека, почему ей не поверить Ему, единственному, любимому…

Наконец решение было принято – бежать, бежать, бежать как можно скорее…

4

Шелли заказал почтовую карету на 4 часа утра, 27 июля. Всю ночь он простоял у дома Годвинов, понукая минуты и нещадно нахлестывая часы. Время неслось, как загнанная лошадь, а ему все казалось, что оно не движется.

Как мы беспощадны к навсегда уходящему времени. Как бесконечно спешим к свершению ожидаемой радости и как не умеем ценить самого ожидания. Только оглядываясь назад, многие из нас признаются себе, что ожидание счастья и было истинным счастьем, вершиной, за которой начинается едва заметный, еще не осознаваемый нами спуск.

Наконец, когда звезды и фонари начали блекнуть, из дверей выскользнула Мери, ее сопровождала Джейн Клермонт. Она решила тоже освободиться от семейного гнета, а влюбленные нуждались в ней как в переводчице. Джейн свободно владела французским, а своим временным приютом беглецы, естественно, избрали Францию, куда было не так трудно попасть, переправившись через Ла-Манш.