История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года

Сценическая практика классицистского театра со временем выработала целую серию условных жестов, передающих различные человеческие страсти. В канонизированном жесте фиксировался непосредственный порыв, получающий неизменную классическую форму: удивление — руки, изогнутые в локтях, подняты до уровня плеч, ладони обращены к зрителям; отвращение — голова повернута направо, руки протянуты налево и ладонями как бы отталкивают предмет презрения; мольба — руки сомкнуты ладонями и тянутся к партнеру, исполняющему роль властителя; горе — пальцы сцеплены, руки заломлены над головой или опущены к поясу; порицание — рука с вытянутым указательным пальцем направляется в сторону партнера и т. д. При спокойном состоянии актер, обращаясь к партнеру, протягивает руку в его сторону, а говоря о себе, прикладывает ладонь к груди.

Все эти движения и жесты подчинялись закону пластики, на сцене запрещались не только обыденные позы — параллельно расставленные ноги, ноги с внутрь вогнутыми носками, выпяченный живот и т. д., — но нельзя было сжимать кулаки, щелкать пальцами, потирать руки, делать гримасу страдания, громко плакать или торопливо бегать. Актер, исполняя любую роль, должен быть благородным и величественным. У него твердый, энергичный шаг, ноги расставлены в балетной позиции (правая пятка прижимается к левой, носки врозь), рука двигается, начиная от локтя, а затем лишь разворачивается полностью, пальцы расположены, как у античных статуй. Поклон делается только головой — тело неподвижно, когда же нужно опуститься на колени, то склоняются только на одну ногу и следят за живописным расположением складок плаща.

Несмотря на постоянную апелляцию к древним, пластика классицистского актера не имела ничего общего с естественной грацией античных скульптур. Она была заимствована из придворных церемоний и дворцовых балетов. Говоря об античном величии, подразумевали современную помпезность.

Вкусы великосветского общества определяли и костюмировку классицистских героев и героинь. Актеры, изображавшие античные персонажи, играли в огромных париках, в бархатных камзолах, в перчатках и были обвешаны яркими бантами. Актрисы наряжались в роскошные модные платья и в таком виде читали роли Химены или Андромахи. Во времена Расина в сценический костюм было введено некоторое изменение. Выработалось стандартное римское одеяние: кираса из материи до бедер со спускавшимися фижмами вроде юбочки, высокие шнурованные ботинки, оставлявшие голыми икры и колени, рукава до локтей и каска с плюмажем.

Светские манеры и модные костюмы, заимствованные из аристократических салонов, определяли и общий характер представления, которое порой превращалось в демонстрацию примеров хорошего тона. Современник рассказывает забавный случай с актрисой Дюкло, сменившей в Бургундском отеле Шанмеле:

«Дюкло играла однажды Камиллу в «Горации». Произнеся проклятие, она, как известно, в безумном гневе уходит со сцены. И вот в этот момент актриса, запутавшись в длинном шлейфе, упала. Тотчас же актер, игравший Горация, вежливо снял одной рукой шляпу, а другой помог ей подняться; доведя ее до кулис, он горделивым жестом снова надел шляпу, выхватил шпагу и убил ее, как того требовала роль!»

И вряд ли зрителям времен Расина подобный поступок актера показался нелепым. Гораций был одет в великолепный костюм маркиза, он грациозно ступал на красных каблучках, изящно держал шпагу, вежливо шаркал и кланялся, и поэтому, когда прелестная дама, его сестра Камилла, наряженная в сложную систему юбок и обвитая шлейфом, оступилась, его долгом, может быть, более священным, чем гражданский долг мести, было протянуть руку и помочь актрисе выйти из затруднительного положения.

Светский характер представления подчеркивался еще тем, что вокруг героев трагедии, тут же, прямо на сцене, восседали знатные господа, занимавшие изрядную часть театральных подмостков. Поэтому действие классицистской трагедии всегда протекало на переднем плане. Актеры размещались в один ряд, главный герой был в центре, а второстепенные персонажи выстраивались по бокам. На сцене сидеть имел право только король, все же остальные действующие лица стояли. Мизансцены строились или фронтально или перспективно. Переходы были редки и делались в строгом соответствии с принципом графической композиции. Актеры обычно стояли, повернувшись лицом к зрительному залу, монологи читались прямо в публику, а диалог требовал такой мизансценировки, которая позволяла бы актеру, разговаривая с партнером, не отворачивать лица от зрителей. Для этого говорящий актер отступал вглубь и, обращаясь к собеседнику, скользил взором по его фигуре, в то время как глаза его были обращены в зрительный зал. Закончив речь, он мог посмотреть на партнера и жестом закрепить общение.