Де Визе начинал с того, что упрекал Мольера в драматургической безграмотности. Но этого было недостаточно, и он обвинил. Мольера в оскорблении высокопоставленных лиц и самой святой церкви, уверяя, что в образе маркиза Мольер высмеивает герцога Фейяна, а в «семейных правилах» Арнольфа пародирует десять заповедей.
Еще более постыдными методами воевали с Мольером актеры Бургундского отеля. Когда пародия их провалилась, то Монфлери написал королю письмо, в котором обвинял Мольера в женитьбе на собственной дочери, прижитой им якобы со своей любовницей. Но король не обратил внимания на это гнусное послание и вскоре крестил первого ребенка, родившегося у Мольера и Арманды Бежар, младшей сестры Мадлены.
На бесчисленные выпады своих врагов Мольер, по совету короля, ответил новой сатирой — «Версальским экспромтом» (1663), в котором безжалостно высмеял и ничтожного Бурсо и всю напыщенную актерскую братию из Бургундского отеля.
Престиж Мольера при дворе поднимался с каждым годом. В следующем сезоне он сочинил комедию-балет «Брак поневоле» (1664), в которой танцовал сам король. Взяв из романа Рабле эпизод женитьбы Панурга, Мольер написал веселую комедию о глупом буржуа Сганареле, которого наглая дворянская семейка силой заставила жениться на безнравственной кокетке Доримене. Доримена, ее брат и отец были для Мольера первым наброском будущих сатирических дворянских портретов «Жоржа Дандена» и «Мещанина во дворянстве».
В том же 1664 г. для дворцового праздника в честь Анны Австрийской и Марии Терезы Мольер написал комедию-балет «Принцесса Элиды», которая была частью феерии «Развлечения волшебного острова». А на шестой день дворцовых «развлечений» мольеровская труппа разыграла три акта из нового произведения своего главы. Так родился «Тартюф».
Несмотря на то, что герой комедии появлялся только в одном последнем акте, король в фигуре Тартюфа разглядел крамольные черты и запретил комедию. В официальном отчете о шестом дне празднеств было записано: «Величайшая щепетильность короля в вопросах религии не могла вынести этого сходства между пороком и добродетелью, которые могли быть приняты один за другой».
«Тартюф», который, по уверению автора, должен был олицетворять лицемерие и ханжество известной части духовенства, воспринимался как злая карикатура на все духовное сословие. Попы пришли от «Тартюфа» в совершенное неистовство. Правильно чуя в Мольере своего злейшего врага, они обрушивали на его голову самые страшные проклятия. Обращаясь к Людовику XIV, один из них писал: «Один человек или, вернее, демон в телесной оболочке и в человеческом образе, самый отъявленный безбожник и вольнодумец, какой когда-либо существовал в минувшие века, имел достаточно нечестия и бесстыдства, чтобы задумать в своем дьявольском мозгу пьесу, которая чуть было не стала достоянием общества, будучи показана в театре к посрамлению всей церкви, которую он стремился показать в смешном, презренном и гнусном виде. За это... он заслуживает примерной, величайшей и всенародной пытки и даже сожжения на костре, который явился бы для него предвестником адского огня».
Но Мольер был не из тех людей, которых можно было легко запугать небесными громами. Он настойчиво добивался постановки своей комедии. Совершенно бесстрашно комедиант писал королю: «Тартюфы потихоньку и ловко вошли в милость у вашего величества, и оригиналы добились запрещения копии, как бы она ни была незлобива и как бы похожей ее ни находили». Все хлопоты были тщетными — король своего запрета с комедии не снял. Мольер не смирялся. Директор театра, позабыв о всяких практических расчетах, совершенно не думая, что он восстанавливает против себя, все высшее общество, с величайшей решительностью писал: «Невидимому, ваше величество, мне не надо больше писать комедий, если Тартюфы одерживают верх».
Но не писать комедий этот отважный человек не мог.
Еще не перестали в церквах проклинать Мольера за его «Тартюфа», а гениальный сатирик во время великого поста 1664 г. уже показал парижанам новое «дьявольское создание» — безбожную комедию «Дон Жуан, или Каменный гость».