СОМÉDIE FRANÇAISE. РЕПЕРТУАР И АКТЕРЫ
В течение XVIII века французский театр прожил большую и сложную жизнь. Эстетические нормы, считавшиеся абсолютными, потеряли за это время свое былое значение. В противовес абстрактной героике классицистского театра, создавалось обыденное искусство мещанской драмы, которая в свою очередь оказалась смененной театром буржуазно-демократического классицизма.
Мнения и вкусы в течение века находились в неустанном противоборстве. Зрительные залы не раз превращались в арену общественных столкновений, авторы часто выступали политическими противниками, актеры впервые узнавали, что в их искусстве тоже может существовать ожесточенная борьба.
В этом стремительном потоке событий неподвижной крепостью высилась лишь Французская Комедия. Шумное море театральной жизни бушевало вокруг театра-монополиста, волны постоянно врывались вовнутрь, их задорный плеск и угрожающие удары нарушали величественное спокойствие цитадели классицизма. Но театр стоял непоколебимо и рухнул только тогда, когда была сломлена вся система феодального государства, и якобинское правительство, уничтожавшее старый порядок, закрыло указом от 1793 г. Французскую Комедию.
С исторической судьбой театра Comédie Française связана, в одних случаях прямо, в других косвенно, вся история французского театра XVIII века: тут создавалась эпигонская классицистская трагедия и комедия, здесь был возрожден Вольтером пафос героического театра, сюда проникала буржуазная драма. Своими внешними действиями театр-монополист связал свою историю с бульварными театрами и театром Итальянской Комедии.
Театр Французской Комедии был одновременно и величайшим театром мира, рассадником высокого театрального искусства и ординарным придворным учреждением, препятствовавшим свободному развитию искусства и находившимся во власти королевского двора.
Свой первый спектакль Французская Комедия дала в помещении театра Генего 26 августа 1680 г. Шли «Федра» Расина и комедия Лашапеля.
Участники объединенной труппы, став собственными актерами короля, потеряли всякую самостоятельность, и хотя они по старинному обычаю владели паями[21]
и собирались каждый понедельник на заседания обсуждать дела театра, все же хозяевами Французской Комедии были не они, а те четыре камер-юнкера, которые отныне, по приказу короля, руководили всей жизнью театра. Камер-юнкеры заведывали не только финансовыми и административными делами, они устанавливали репертуар, занимались приемом новых актеров, оценивали дебютантов, создавали популярность одним именам и ниспровергали другие и даже вмешивались в распределение ролей. Один из современных драматургов писал о порядках, царивших во Французской Комедии: «Четверо придворных — сюзерены, актеры — вассалы, актрисы — любовницы, авторы — третье сословие».Труппа театра состояла из первоклассных актеров. Тут были знаменитая Мари Шанмеле, ученики Мольера Барон и Лагранж, популярный комик Бургундского отеля Пуассон, бывший премьер театра Марэ Розимон. Но они не могли составить цельной, единой по своим художественным принципам труппы. Шанмеле и Розимон были сторонниками традиционно-напевной декламации и стилизованных жестов, Пуассон своей игрой часто заставлял вспоминать проделки знаменитого трио Бургундского отеля, а Барон и Лагранж переносили в трагедийный репертуар принципы, усвоенные ими в театре Мольера.
Наиболее передовой и творческой фигурой был Мишель Барон (1653—1729). Мольер заметил его незаурядное дарование в самые юные годы, когда мальчик выступал еще в бродячей труппе фокусника Резена, забрал малолетнего актера к себе домой, стал отечески воспитывать и сразу поручил ему ответственную роль пастушка Миртила в «Мелисерте». Но юный артист обладал своевольным нравом, он быстро рассорился с Армандой Мольер и покинул труппу. Только в 1670 г., по приглашению Мольера, он снова вернулся в его театр и стал превосходно играть роли любовников не только в комедиях, но и в трагедиях. После смерти учителя Барон перешел в Бургундский отель, а затем, вместе со всей труппой, вошел в состав Французской Комедии. Во вновь организованном театре он занял первое положение, исполняя основные роли в трагедиях Корнеля и Расина.
Барон всегда помнил заветы Мольера и, по словам Мармонтеля, ненавидел самое слово «декламация». Он играл без традиционной псалмодии, умышленно нарушая ритм стихов и приглушая рифмы. Он любил делать паузы, говорить шопотом, допускал в трагедиях бытовые жесты и интонации и даже осмеливался порой повернуться к зрителям спиной или высморкаться в платок, предназначенный для элегического вытирания слез. Он отстаивал право актера говорить и жестикулировать свободно, по прихоти страсти, а не по указке традиции. Но по своей природе Барон был актером несколько холодным и изысканным, и поэтому его благородные герои скорее восхищали, чем потрясали зрителей.