История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года

Чтоб как-нибудь улучшить финансовые дела и покрыть государственные долги, правительство регента пустилось в сомнительные операции: по предложению шотландца Джона Лоу было выпущено огромное количество ничем не обеспеченных акций. Эти акции должны были окупиться теми сокровищами, которые предстояло добыть во французских колониях. Феодальное государство, оказавшись в критическом положении, пыталось поправить свои дела чисто буржуазным способом. Идея Лоу на первых порах имела очень большой успех, акции были раскуплены моментально: никто не мог устоять от соблазна заработать, ничего не делая, кучу денег. Но афера скоро обнаружилась: в государственной казне не было и десятой доли той суммы, на которую было распродано акций. В результате хитроумной комбинации Лоу население — главным образом, конечно, буржуазия, мелкая и крупная, — не получило обратно двух миллиардов франков. Зато в этой суматохе были частично покрыты государственные обязательства, а герцог Орлеанский успел полностью заплатить свои собственные долги. Легко представить неприязнь, с которой буржуазия отнеслась к своему новому правительству. Ненависть эта увеличивалась еще и в связи с усилением общественной реакции. Кардинал Флери в качестве первого министра сменивший регента, начал жесточайшую борьбу со всяким проявлением свободомыслия и усиленно распространял влияние иезуитов. В такой атмосфере развивался французский театр первой половины XVIII века.

Первые десятилетия не принесли с собой в области драматического искусства ничего значительного: театры жили главным образом старым репертуаром. Новых пьес фактически не было; то, что писали многочисленные современные драматурги (Прадон, Кампистрон, Лагранж-Шапель), было добросовестным, но бледным повторением всем известных образцов. Эпигонам классицизма казалось, что им не нужно изучать ни общественную жизнь, ни человеческую душу. Достаточно позаимствовать у кого-нибудь из античных писателей сюжет, усвоить секреты композиции, обучиться искусству звонких рифм — и совершенная драма, достойная творений Корнеля и Расина, родится сама по себе.

Среди бесчисленного множества подобных мертворожденных литературных экзерсисов безусловно выделялись трагедии Проспера Кребильона (1674—1762). При всей своей причудливости они были по-своему современны.

В последние годы царствования Людовика XIV дворцовая жизнь совершенно притихла — балы бывали редко, спектакли почти совсем прекратились. Король, вволю навеселившись на своем веку, к старости впал в мистическую религиозность. Легкомысленные аристократы, подражая и угождая монарху, с великой досадой разыгрывали роли правоверных католиков. Но этот маскарад скоро кончился: наступило беспутное время регентства. Филипп Орлеанский своей разгульной жизнью подал пример дворянскому обществу, и общество с увлечением этому примеру последовало. Историки единогласно говорят, что никогда еще во Франции не было такой вольности нравов, такого увлечения азартными карточными играми, таких головокружительных приключений, как при регенте. Страсти, искусственно сдерживаемые во время богомольного притворства, вырвались на волю с небывалой силой. Чувственные наслаждения стали всеобщим культом.

Кребильон правильно угадал дух времени. В театр ходили не для того, чтобы познать новое или получить высокие моральные и эстетические радости. Здесь искали чувственных наслаждений, хотели опьянить сознание, возбудить до пределов нервы, и Кребильон этим требованиям общества отлично удовлетворял. Он понимал, что сейчас нужны такие представления, где бушевали бы самые жестокие страсти, где творились бы самые невероятные преступления, где нарушались бы всякие естественные человеческие законы. Эти представления должны были иметь одну цель — потрясать зал.

Сохранилась фраза Кребильона, сказавшего о самом себе: «У меня не было выбора, — Корнель взял себе небо, Расин землю, оставался только ад, и я бросился в него очертя голову». Ведь недаром он гордился количеством обмороков, которые случались на представлениях его трагедий.

В атих чудовищных произведениях кровь лилась широким потоком: в «Идоменее» отец и сын соперничают в любви к одной и той же женщине, и один убивает другого; в «Атрее» герой, желая наказать своего брата Тиеста, подает ему на пиру мясо его сына; в «Семирамиде» героиня влюблена в своего сына и убивает мужа.

Самыми любимыми сюжетами Кребильона были истории кровосмесительства. Противоестественная любовь — вот что являлось острой приманкой и в некоторых случаях вполне жизненной темой для высокопоставленных зрителей. Лучшая трагедия Кребильона — «Радамист и Зиновия» — посвящена именно этой теме.