Учиться искусству драматургии можно было только у античных писателей, у создателей классических комедий, и их итальянских подражателей, умевших многообразие действительности вводить в ясные и определенные рамки драматургического произведения. Таким выдающимся учеником итальянцев был испанский писатель Торрес Наарро, сумевший перенести на национальную почву опыт классического театра. Он работал в начале века и умер после 1530 г.
Торрес Наарро почти всю свою сознательную жизнь провел в Италии. Он присутствовал там при рождении итальянской драматургии. «Софонисба» Триссино (1515) и «Мандрагора» Макиавелли (1514) были написаны в то время, когда Наарро трудился над своими восемью комедиями, которые вошли в изданную в 1517 г. в Неаполе его книгу «Propaladia».
Наарро был образованным человеком, он отлично знал латынь, читал и писал по-итальянски, в кружке своего покровителя — просвещенного кардинала, испанца Карвахаля — он соприкасался с итальянскими учеными гуманистами. Наарро больше всего увлекался commedia erudita. Одна из его комедий, «Каламита», была переделкой «Подмененных» Ариосто. Под влиянием классических канонов он выработал и свою теорию драмы. Согласно указаниям Наарро, пьеса должна делиться на пять актов — хорнад[12]
; каждое действующее лицо (а всего в комедии должно быть от шести до двенадцати персонажей) обязано иметь свой определенный характер и говорить языком, соответствующим обстоятельствам и психологии персонажа. Но, позаимствовав эти положения классической поэтики, Наарро не перенес в свою драматургическую систему такой существенной черты классицизма, как учение о жанровой обособленности комедии и трагедии.Наарро определил для испанского театра единое наименование всех жанров — комедия. Согласно его определению, «комедия есть искусное и остроумное сочетание замечательных и в конце концов веселых событий, изображаемых в лицах». В одну и ту же пьесу допускались как «замечательные», т. е. героические, действия, так и комические; при этом предъявлялись требования, чтобы все коллизии в конце концов завершались весело. Таким образом, был установлен основной канон испанской драматургии о смешанности жанров и о благополучной развязке.
Отказавшись от тематического и социального деления на жанры, Наарро предложил другой принцип внутренней размежевки драматической поэзии, проистекающий из самого творческого метода и стиля произведений. «Для нашего кастильского языка, — писал он, — по моему мнению, достаточно двух — comedia a noticia и comedia a fantasia. A noticia — речь идет о вещи, хорошо известной, случавшейся в действительности, a fantasia — о вещи фантастической или вымышленной, которая, однако, имеет всю видимость истинности».
Следуя своей теории, Наарро писал пьесы как в манере a noticia, так и в манере a fantasia. Из непосредственных впечатлений от римской жизни родились две бытовые комедии — «Солдатчина» и «Людская кухня».
В «Солдатчине» Наарро изображал солдат, превратившихся из воинов в наглых нахлебников народа. Для этих людей воинская честь и патриотические чувства покупались и продавались за деньги. Их в одинаковой степени ненавидели и итальянцы и испанцы, особенно крестьяне. Наарро выводит двух селян — Хуана и Пьеро, которые сперва горько жалуются на солдатские бесчинства и грабежи, а кончают тем, что из-за нужды, помимо воли, вступают в бандитскую шайку солдат.
Такой сатирической тенденцией проникнута и вторая бытовая комедия Наарро — «Людская кухня». Автору, наверно, самому приходилось сталкиваться с челядью кардинала, и он хорошо знал ее повадки и разговоры и изобразил все это в своей комедии. Вместе со слугами в комедии выступает и обедневший, но страшно гордый испанский идальго, служащий в доме в качестве оруженосца, — своеобразный предтеча дон Кихота.
Все шесть действующих лиц по традиции итальянских фарсов говорили на различных диалектах. Особой естественности Наарро достигал в своих introyto — прологах, — в которых обычно выступал комический крестьянин в лохмотьях и на простонародном языке объяснял содержание пьесы.
Мир, изображаемый Наарро, был пошлым и грубым. Герой комедии «Хасинто» с грустью говорил: «На свете нет хороших людей, нет друзей, и выход только в одном — покинуть города и удалиться в пустыню». К такому решению приходят три путника — Хасинто, Пресьосо и Фенисьо, но в это мгновение перед ними появляется прекрасная Дивина и приглашает их к себе в замок. Действие из обыденного мира переносится в мир воображения, и Хасинто произносит пламенный монолог в честь любви — единственного благородного чувства, примиряющего с жизнью.