История западноевропейского театра от возникновения до 1789 года

Среди диалогов Лопе любопытен разговор об изобретении модных панталон, отличающийся меткостью зарисовок и яркостью речи. А среди его прологов и фарсов особенно интересны пасос «Оливы» и «Страна Хауха».

В «Оливах», в противовес большим комедиям Руэды, очень ярко очерчены характеры: добродушный старик-крестьянин Торувио, его сварливая супруга Агеда, их наивная дочка Мансигела и разумный сосед Алохо. Сюжет искусно выводится из самих характеров. Муж только что посадил отвод оливы, а жена уже подсчитывает, какую прибыль принесет это дерево, когда с него будет снят и отправлен на базар первый урожай. Добродушный Торувио замечает, что она назначила слишком высокую цену плодам. По этому поводу поднимается жестокий спор, который прекратить удается лишь соседу Алохо, напомнившему супругам, что спорят они о цене тех оливков, которых еще и в помине нет.

В пасо «Страна Хауха» выступают два пикаро и простоватый крестьянин Менручо. Менручо несет своей жене, посаженной в тюрьму за сводничество, кастрюлю с кашей. Голодные пикаро встречают его и начинают рассказывать о чудесах сказочной страны Хауха, где на деревьях растет ветчина и текут молочные реки. Крестьянин совершенно зачарован рассказом и не видит, как исчезает содержимое его кастрюли. Заметив обман, он собирается жаловаться, но перебивает самого себя говорит зрителю: «Но сперва я хочу сказать вашим милостям то, что мне поручено...» — и крестьянин по традиции говорит комический пролог.

Среди простонародных типов Лопе де Руэды особенно выделяется bobo (шут, дурак), двойник грасиосо, ставшего излюбленной фигурой испанского театра. Традиционными для Лопе де Руэды были и маски, названные Сервантесом «негритянка», «сводник», «шут», «крестьянин-бискаец».

Весьма вероятно, что эти популярные фигуры возникли, не без влияния своих итальянских собратьев, которые помогли Руэде из непосредственных впечатлений действительности конструировать первые комические театральные типы.

Лопе де Руэда, оставаясь драматургом средней величины, оказал огромную услугу испанскому театру тем, что на практике утвердил реальную тему, как основной закон драматического творчества, сумел в своих пьесах наметить живые психологические образы, использовать богатство народной речи и, самое главное, сделал драматическое и театральное искусство достоянием народа. Этот зачинатель национального испанского театра был подлинным балаганным актером. «Во время этого знаменитого испанца, — вспоминает Сервантес, — все принадлежности автора и актера хранились в одном мешке и ограничивались четырьмя белыми плащами из овечьих шкур, отделанных позументом, четырьмя бородами и париками и четырьмя пастушескими посохами». Театральные подмостки «состояли из четырех скамеек, образующих четырехугольник, покрытый четырьмя или шестью досками, возвышающимися над землей на четыре пяди. Украшение театра составляло старое одеяло, двигавшееся с одной стороны на другую двумя веревками. За ним актеры переодевались, и там же находились музыканты, певшие без аккомпанемента старинные романсы». Как видно из этого свидетельства, театральное искусство влачило жалкое существование. Театр бродил по проселочным дорогам не только в прямом, но и в переносном смысле. Путь к широким магистралям, по которым двигалась общественная жизнь страны, театру был закрыт. Лопе де Руэда был современником Карла V, жил в эпоху величайшего подъема Испании, в бурное время войн и мятежей, но ни в его комедиях, ни в пасос это существенное содержание современности не получило никакого отражения.

АУТОС САКРАМЕНТАЛЕС

Не в пример прочим европейским монархиям, испанский абсолютизм совершенно не интересовался созданием национального искусства и ничем не поощрял испанских писателей и актеров. Драматург Хуан де ла Куэва будет горько жаловаться на это обстоятельство. «Мы живем в эпоху упадка, — напишет Куэва, — злоба и испорченность нашего времени дошли до того, что сочинение комедии и трагедии считается чуть ли не зазорным делом. Как можно забыть о пользе, которую приносит государству их чтение!»

Но государство в лице Карла было глухо к подобным возгласам.

Политике Карла был свойственен не национализм, а католический космополитизм: испанский король являлся одновременно и германским императором. Будучи внуком Фердинанда и Изабеллы, Карл унаследовал права на испанский престол, но одновременно с этим, являясь отпрыском австрийской династии Габсбургов, он был избран решением Сейма в 1519 г. императором Священной Римской империи.