Завершает всю эту группу симфонических произведений прославленная Оксфордская симфония (№ 92), созданная около 1788 года и получившая свое название в связи с исполнением в Оксфорде в 1791 году (когда Гайдн стал почетным доктором музыки). Она по существу более близка не к парижским симфониям, а уже к лондонским. Таковы общие масштабы ее цикла, таково выразительное «говорящее» вступление, такова широта и содержательность первой части с контрастом стремительной и «буффонной» тем, с оригинальными ладогармоническими и оркестровыми красками, такова внутренняя контрастность двухтемного Adagio, таковы остроумие и динамичная сила финала. Не случайно симфония была выбрана для исполнения в Англии.
Все лучшие черты гайдновского симфонизма, уже очевидные в произведениях второй половины 1780-х годов, получают яркое и концентрированное выражение в двенадцати лондонских симфониях (№ 93 — 104), созданных в 1791 — 1795 годы. При этом полная зрелость симфонического творчества Гайдна совсем не означает какой-либо остановки в его развитии или стилевого застоя, создания стереотипов. В лондонских симфониях он — удивительно изобретательный, полный сил художник. На примере этих симфоний прекрасно прослеживаются и общие, свойственные ему принципы симфонизма, и многообразие их конкретного воплощения в каждом отдельном случае.
Если в своих вокальных произведениях, включая последние оратории, Гайдн отнюдь не избегает сложившихся, типических музыкальных образов эпохи, то он никак не традиционен в образном строе поздних симфоний. Полнее, чем где-либо, он опирается на жизненный материал, на подлинные народные и бытовые мелодии и жанровые свойства народнобытовой музыки австрийского (порой специфически венского), венгерского, немецкого, хорватского, далмацкого, сербского происхождения. Они не были тогда привычны в крупных инструментальных жанрах, звучали очень свежо, а Гайдн еще изыскивал различные остроумные приемы изложения, ладогармонического «освещения», оркестровых красок, чтобы придать им индивидуальный отпечаток, поразить слушателей редкостным звучанием, неожиданностью, не нарушающими, однако, стиль подлинника. Двумя-тремя острыми и тонкими штрихами он умел безошибочно выделить то необычную интонацию, то ладовую «странность», умел преобразить мелодию, «повернуть» изложение к шутке, даже к гротеску. Мир образов в зрелых симфониях Гайдна достаточно широк, но он в основном негероичен (хотя композитор ценит и патетику), и несентиментален (хотя лирическое чувство у него сильно). Гайдну близки эпическое и лирическое начала в искусстве и скорее динамика, чем драматизм. Но в контексте его симфоний драматические «прорывы» и нарастания превосходно оттеняют их основное содержание.
Многие из самых ярких, запоминающихся образов в симфониях Гайдна имеют жанровое, народнопесенное или танцевальное происхождение: таковы известные темы Andante и финала в симфонии № 103 («С дробью литавр»), тема финала в симфонии № 104, известнейшая тема Andante в симфонии № 94 — первые, видимо, хорватские, последняя — народная песня из Судет