Обеспечив свое духовенство в материальном отношении более чем достаточно, Запорожский Кош тем самым, однако, не исключил права духовных лиц брать вознаграждение за совершение таинств и исправления разных треб, но ограничил лишь взимание платы раз навсегда установленной нормой. По этой норме за сорокоуст бралось 4 рубля, за венчание достаточно состоятельных – 1 рубль, среднесостоятельных – 60 копеек, малосостоятельных – 40 копеек, за субботник – 50 копеек, за похороны большие со службой – 30 копеек, за похороны малые без службы – 15 копеек, за похороны младенцев – 5 копеек, за освящение хаты – 30 копеек, за панихиду, поминальный обед, поминание в Великий пост и чтение акафиста – по 20 копеек, за молебен – 10 копеек, за крещение – 5 копеек, за молитву над кухликами и за записку в метрику – по 5 копеек, за исповедь, молитву пред Рождеством, Пасхой и за освящение пасх – по 1 копейке[795]
.Отступления, которые позволяло себе на этот счет запорожское духовенство от постановлений Коша, немедленно пресекаемы были в самом корне их. Так, в 1765 году донесено было в Кош, что самарские священники дозволили себе разного рода «здирства» в отношении своих прихожан, взимали за бракосочетание более 3 рублей, продавали для церквей свечи, только сверху обмазанные воском, в середине же состоявшие из одного валу и потому «негодные ни к горению, ни к церковному делу, ни к чтению». Усматривая, что от высокой таксы за бракосочетание «простонравные народы могут сходиться и творить беззаконные бракосочетания», а от подделки церковных свеч «грешно перед Богом и зазрительно совести», Запорожский Кош особым ордером того же года, 22 января, приказывал через самарского полковника Алексея Коцыря немедленно пресечь то злоупотребление и в крайнем случае отсылать желающих венчаться от приходских священников в Самарский монастырь, как то исстари делалось[796]
.Богослужение у запорожских казаков совершалось каждый день «неотменно» по монашескому чину восточной православной церкви; церковь, по крайней мере сечевая, всегда отличалась благолепием, дорогой ризницей и богатейшей церковной утварью, превосходнее которой, по замечанию очевидца, во всей тогдашней России едва ли можно было встретить. И точно: царские врата в церкви последней Сечи были вылиты из чистого серебра, иконы горели золотыми шатами, а лики икон писаны были лучшими византийскими художниками, священнические ризы кованы чистейшим золотом, священные книги обложены массивнейшим серебром с драгоценными камнями[797]
. Во время богослужения запорожцы держали себя в высшей степени чинно и благопристойно; чтобы не нарушать тишины, войдя в церковь, они размещались соответственно чинам, по разным местам: простые казаки рядами среди церкви, старшины, то есть кошевой атаман, судья, писарь, есаул и несколько почтенных стариков, – за особыми местами, так называемыми бокунами, или стасидиями, великолепной резной работы, окрашенными ярко-зеленой краской, стоявшими с обеих сторон у стены, разделявшей церковь на две половины. При чтении Евангелия все казаки приходили в движение, стройно выпрямлялись во весь рост, брались за эфесы сабель и вынимали лезвия до половины из ножен, в знак готовности защищать оружием слово Божие от врагов Христовой веры; на ектениях во время богослужения поминались особы императорской фамилии, члены правительствующего сената, весь синклит и за ним по именам – кошевой, судья, писарь и есаул.