В ряду описанных запорожских святынь первое место занимает Самарский Пустынно-Николаевский монастырь. Самарско-Николаевский монастырь – замечательнейшая святыня и по историческим воспоминаниям, и по великим деяниям подвижников, и по исключительному его положению: в нем возникла первая для всего Запорожского, а теперешнего Екатеринославского и Херсонского края церковь; в нем положен был первый зародыш просвещения, монастырская школа; из него вышли первые апостолы веры и благочестия на весь край необозримой пустыни; в нем хранится множество дорогих вкладов наших именитых предков; в нем почивают кости замечательных деятелей южнорусского края и великих постников и молитвенников православной христианской церкви. Оттого святыня эта имеет и должна иметь свою историю. Год основания Самарского Пустынно-Николаевского монастыря в точности неизвестен; но, насколько можно судить по отрывкам документов и по дошедшим до нас преданиям, начало ему положено было скоро после 1576 года, когда польско-литовский король Стефан Баторий даровал казакам старый город Самарь, с монастырем и перевозом[804]
. На двадцать пять верст выше устья реки Самары, левого притока Днепра, среди дремучего, вековечного и непроходимого дубового леса, между рекой Самарой и ее рукавом Самарчиком, раскинулся огромный низменный и совершенно ровный остров; на нем шныряли целые стаи диких птиц, бродили целые табуны разного рода зверей, а вокруг росла густая, высокая и сочная трава; между травой блестели чистые, как стекло, озера, наполненные множеством рыбы, раков и всякого рода лесных и водяных пернатых. На этом-то острове, бог весть откуда, около 1576 года водворились два монаха-отшельника. Предаваясь молитвам, воздерживаясь от пищи и пития, они дальше своего убежища никуда не выходили и никого, кроме неба да леса, диких зверей да пугливых птиц, не видали. Но, вероятно, уединенное место среди дремучего леса манило к себе не одних отшельников, видимо, оно влекло к себе и тех, кому нужно было скрываться от преследования со стороны властей и кто занимался не молитвами и подвигами, а промышлял гнусным грабежом и кровавым разбоем. Так, вскоре после водворения скромных подвижников на острове в самарском лесу явились так называемые каменники, то есть разбойники, жившие дотоле в каменных пещерах по берегам Днепра, против его порогов. Блуждая по лесу, они случайно набрели на монахов и, найдя избранные ими места во всех отношениях удобными для уединенной и безопасной жизни, упросили монахов принять их в свое сообщество, за что стали доставлять им пищу, приносить воду и помогать в работах. Так прошло несколько времени: монахи возносили свои молитвы к Богу, каменники трудились за подвижников и под конец даже построили им небольшую келийку, но во все время своего совместного житья с благочестивыми иноками пришельцы тщательно скрывали от них свое звание и свой промысел. Спустя, однако, некоторое время монахи узнали страшную тайну своих незваных благодетелей и немедленно решились от них бежать. Разбойники, проведавшие об этом, удержали монахов, может быть, из боязни, чтобы они не предали их в руки правосудия, а может быть, и в видах того, чтобы их молитвами испросить у Бога прощения за свои великие злодеяния. Так монахи волей-неволей должны были оставаться жить с разбойниками. Но вор ворует до поры до времени; так и эти разбойники: уже давно прослышали об их злодеяниях запорожцы, давно уже следили за ними запорожские разъезды, и наконец преступники были открыты. Но можно себе представить удивление запорожцев, когда они вместе с разбойниками открыли и монахов! Однако недоумение их скоро разъяснилось, и запорожцы, схватив злодеев, предоставили полную свободу действий отшельникам и даже даровали им разные льготы и обставили возможными удобствами жизни. Мало того, Запорожский Кош, узнав об открытии в самарском лесу отшельников, велел на месте их жилища построить маленькую крепостцу с погребами и тайными ходами, потом при крепостце соорудить небольшую деревянную церковцу, во имя святителя и великого чудотворца Николая, при церковце поставить «шпиталь» и несколько жилых построек для раненых, недужих, престарелых и «зубожалых» запорожцев; впоследствии к построенной церковце вельможный Кош отвел «властные грунты», то есть некоторое количество леса, пахотной земли и сенокоса, и в 1602 году вызвал к новой обители из киевского Межигорского Спасо-Преображенского монастыря в качестве настоятеля иеромонаха Паисия, родом волоха, человека начитанного в Священном Писании и вместе с тем умевшего «раны залечивать и больным помогать». Прибыв к возникшей обители, иермонах Паисий скоро возвел ее на степень монастыря, добыл для него ставропигию от одного из вселенских патриархов, может быть, Константинопольского, на основании того, что сама Валахия, родина Паисия, находилась в церковной зависимости от того же Константинопольского патриарха; затем установил общие для монашествующей братии правила, устроил общую для всех трапезу и ввел иноческий в богослужении устав. Таким образом, уже в это время для запорожских казаков Самарский Пустынно-Николаевский монастырь сделался заветной святыней, палладиумом всего края. «Это – рай Божий по земле, это – истинная Палестина, это – истинно новый Иерусалим!» – говорили они в своем умилении. Взирая на святую обитель и на высокие подвиги ее иноков, они под старость и сами нередко удалялись в Самарский монастырь или же селились близ него своими зимовниками и селами.