История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Но тут объявили о г-не Гудар, и он вошел. Он попросил г-на адвоката выслушать кое-что, что он имеет ему сказать, и они вышли в другую комнату. Четверть часа спустя адвокат вернулся и сказал мне, что, получив две сотни унций, вернул тому его кольцо. Так что дело закончилось. Я чувствовал себя окончательно запутавшимся, но это было неважно. Стали играть в две азартные игры, и Агата усадила меня играть вместе с Калименой, чья красота меня окончательно очаровала. Ее характер был таков же, как и ее красота, без малейшей искусственности. Я рассказал ей все, что знал о ее сестре, и пообещал написать в Турин, чтобы узнать, где она теперь, и рассказать ей об этом. Я сказал, что влюбился в нее, и что если она того желает, я приду к ней с визитом, и был очень доволен ее ответом.

На следующий день для меня не было ничего более неотложного, чем направиться к ней ко времени завтрака. Я застал ее за клавесином вместе с учителем, талант у нее был средний, но любовь заставила меня признать его наивысшим. После ухода учителя музыки я остался наедине с ней. Она постаралась извиниться передо мной за свое бедное дезабилье, за бедность ее меблировки, за невозможность угостить меня обедом. Я сказал ей, что все это способствует тому, что она мне кажется более прекрасной, и что я чувствую себя несчастным оттого, что недостаточно богат, чтобы ее облагодетельствовать. Воздав восхищенную хвалу красоте ее лица, я осыпал ее жаркими поцелуями, покрывшими ее глаза, ее рот и розы ее губ; она не противилась, но остановила меня, когда я попытался дерзкой рукой обнажить моему взору ее грудь, которую видел только наполовину, но, противясь, она дала мне свои губы, чтобы убедить меня не принимать в дурном смысле ее сопротивление. Я получил поцелуй и с усилием успокоился.

– Очаровательная Калимена, скажите мне правду, которую я ценю превыше всего. Есть ли у вас любовник?

– Нет.

– А был ли он у вас?

– Никогда.

– Но мимоходом… По капризу…

– Ничего такого.

– Как? Так сложены, с глазами и лицом, которые убеждают меня в чувствительности вашего сердца, – как я могу поверить, что нет мужчины в Неаполе, который внушил бы вам желания?

– Нет, потому что ни один никогда не пытался бы мне их внушить. Никто в мире не делал мне признания, подобного тому, которое вы только что мне сделали. То, что я вам говорю – чистая правда.

– Я верю вам; и я вижу, что должен поторопить свой отъезд, чтобы не стать несчастнейшим из людей.

– Как это?

– Любя вас без надежды достичь обладания вами.

– Любите меня и останьтесь. Почему не можете вы поверить, что я вас полюблю? Умерьте только ваши порывы, потому что вы чувствуете, что я могу полюбить вас, только если вижу, что вы владеете собой.

– Как, например, теперь?

– Да. Видя вас спокойным, я думаю о том, что вы сдерживаетесь, чтобы мне нравиться, и любовь часто приходит вслед за благодарностью.

Это сказало мне, что она меня еще не любит, но полюбит постепенно; я увидел, что для того, чтобы завоевать ее сердце, я должен следовать только тем путем, который она мне обозначила. Я был в возрасте, в котором мужчина обретает силу выжидать. Поцеловав ее прекрасные глаза и собираясь уйти, я спросил, нуждается ли она в деньгах; при этом вопросе она краснеет и секунду спустя говорит мне пойти спросить это у тети, которая находится в соседней комнате.

Я захожу туда и останавливаюсь, удивленный, видя ее в обществе двух капуцинов, очень скромных, ведущих с ней простые и непритязательные разговоры, в то время, как она шьет; три очень молодые девушки неподалеку также работают над бельем. Она хочет подняться, я удерживаю ее, спрашиваю, как она себя чувствует, я делаю ей комплимент, посмеиваясь над ее обществом, она также смеется, капуцины не удостаивают меня и взглядом и остаются замкнутыми на своем месте. Я беру стул и усаживаюсь перед ней.