История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Тереза мне сказала, что в десять часов у нее будет репетиция всех арий новой оперы, что я могу здесь остаться и обедать потом вместе с ней, и провести здесь весь день, если у меня нет в планах ничего лучше. Я ответил, что покину ее только после ужина, когда она отправится спать со своим счастливым мужем. На эти слова г-н Палези обнял меня по-мужски, с видом, говорящим, что он благодарен мне за то, что я не выдвигаю ему препятствий к исполнению его прав.

Ему было не более двадцати-двадцати двух лет, он был блондин, и слишком красив для мужчины, поскольку в таком, как он, человечество отразилось своими обоими полами. Я должен был извинить Терезу за то, что она влюбилась в его красивую внешность, потому что слишком хорошо знал силу красивых лиц, но осудил за то, что она сделала его своим мужем, потому что муж приобретает права хозяина.

Молодая горничная Терезы пришла сказать, что моя коляска стоит у дверей.

– Разрешите, – обратился я к Терезе, – чтобы мой местный лакей сюда зашел. Кто вам приказал, – спросил я у этого мерзавца, – приехать сюда с моей коляской?

– Никто; но я знаю свои обязанности.

– Кто вам сказал, что я здесь?

– Я догадался об этом.

– Идите вызовите Ледюка и придите сюда вместе с ним.

Я приказал Ледюку оплатить ему три дня, забрать у него ливрею и спросить у доктора Ванини другого лакея того же роста, который не будет ни о чем догадываться. Чудак обратился к Терезе, которая сказала мне, что я прав.

Я увидел, как в десять часов пришли все актеры и актрисы и некоторое количество любителей, которые все явились поцеловать руку Терезе, и как она их всех мило приняла. Эта репетиция, которая длилась три часа, меня порядком утомила. Я провел время, разговаривая с Палези, который мне понравился, потому что ни разу не спросил меня, ни где, ни когда, ни как я познакомился с его женой.

По окончании репетиции молодая пармезанка по имени Редегонда, игравшая мужскую роль и хорошо певшая, осталась обедать с Терезой, а минуту спустя пришла также молодая приглашенная фигурантка из Болоньи по имени Кортичелли, и поцеловала ей руку. Юное очарование этой девочки меня поразило, но в тот момент, целиком поглощенный Терезой, я не обратил на нее внимания. В следующий момент я увидел старого аббата, очень полного, который вошел размеренным шагом, с ласковым и смеющимся видом, который смотрел только на Терезу, а она подошла и поцеловала ему руку, склонив голову до земли по португальской моде. Тереза, изящная и смеющаяся, усадила его справа от себя, – я сел от нее слева. Я сразу узнал аббата Гама, которого оставил у кардинала Аквавива в Риме семнадцать лет назад, но по нему этого не было заметно. Он был весьма стар, но это был он. Галантный старик, обращаясь только к Терезе, говорил ей пошлые комплименты и больше ни на кого не смотрел. Надеясь, что он меня не вспомнит, я на него не смотрел и говорил всякие пустяки Кортичелли. Тереза призвала меня к порядку, сказав, что г-н аббат хочет знать, узнал ли я его. Я, наконец, взглянул на него, изобразил удивление, поднялся и спросил, имею ли я удовольствие видеть г-на аббата Гаму.

– Его самого, – говорит мне он, поднимаясь и беря меня за голову, чтобы поцеловать в ответ, как он и должен был сделать по своему характеру, будучи, как я знал, тонким политиком и человеком очень любопытным, как я описал читателю в первом томе этих Мемуаров.

После этого начала можно себе представить, что у нас пошли бесконечные разговоры. Он говорил со мной о Барбарукчиа, о маркизе Г., кардинале С.К. и рассказывал, как он перешел со службы Испании на службу Португалии, где сейчас и находится; но тут неожиданно – появление, которое заняло и всколыхнуло все стороны моей души. Молодой человек, на вид пятнадцати-шестнадцати лет, сформировавшийся, как это свойственно итальянцу его возраста, входит и делает реверанс всей компании. Поскольку я был единственный, кто его не знал, бесстрашная Тереза мне его отрекомендовала, говоря: – это мой брат.