История жизни бедного человека из Токкенбурга

В швейцарской словесности складывается особая ситуация. Там, как может показаться, новаторство немцев и французов воспринимается с трудом. Брекер знает о Руссо немногое и пишет его имя так, как слышит, — «Розау». Только что умирает бернский ученый и поэт Альбрехт фон Галлер (1708—1777), один из зачинателей швейцарского Просвещения. Но в то же время по всей Европе читают Саломона Геснера (1730—1788), цюрихского гравера, издателя и поэта, открывшего возможности ритмической прозы и заново создавшего жанр идиллии, открывающий путь в литературу крестьянской тематике. Популярен типичный швейцарский просветитель врач Иоганн Генрих Циммерман (1728—1795), корреспондент Екатерины II и других европейских монархов, соединяющий в своих книгах морализацию и публицистику, тонкости психологии и швейцарский патриотизм («О национальной гордости», 1758). В Цюрихе работает пастор, самоотверженный альтруист и экзальтированный писатель, также завоевавший уже европейскую известность Иоганн Каспар Лафатер (1741—1801), друг Гете и создатель четырехтомных «Физиогномических фрагментов» (1775—1778). С помощью портретов и их истолкований, помещенных там, доказывается возможность определять характер человека по его внешности. Экспериментальная «физиогномика» встречает скептическое к себе отношение, но совершенно явственно стимулирует развитие психологизма в искусстве. Следы интереса к ней заметны у русских писателей вплоть до Л. Толстого. Так что швейцарская культура XVIII в. некоторыми своими сторонами словно бы отстает от бурных темпов культурного развития соседних стран, тогда как в других отношениях опережает и даже ведет соседей.

Упоминавшийся выше И. Г. Зульцер еще удивляется интересу к темной национальной старине. Однако именно из Швейцарии, и очень рано, исходит мысль о благотворности для национального искусства обращения к его древним корням. Еще в начале столетия, в 1720-х гг., литераторы и журналисты первого просветительского поколения цюрихцы Иоганн Якоб Бодмер (1698—1783) и Иоганн Якоб Брейтингер (1701—1776) в своем журнале «Беседы живописцев» обратили внимание соотечественников на красоту альпийской природы и на духовную ценность родной старины. Этот всплеск национального самосознания стал новым словом не только для швейцарцев, но и для их немецкоязычных соседей — швабов, саксонцев, австрийцев. В 1760 г. Геснер, Циммерман и Гирцель составляют устав Гельветического общества, призванного укреплять культурное единство страны. В этом же духе работают бернский предшественник Руссо Беат Людвиг фон Муральт, базельский публицист Исаак Изелин и др. Не остаются в стороне и франкоязычные кантоны. Еще в 1734 г. невшательский журнал «Швейцарский Меркурий» объявил конкурс на создание истории Швейцарии. Именно в Швейцарии (в монастыре Санкт-Галлене) был найден и впервые издан Бодмером в 1757 г. вариант германского национального эпоса — «Песни о Нибелунгах» (XIII в.). И Лессинг, и Гете своими эстетическими воззрениями в определенной степени обязаны Бодмеру и Брейтингеру.

В «Беседах живописцев» были высказаны и другие новаторские идеи. Так, издатели впервые обратили внимание на человеческую личность как на основной объект литературы. Писателя должны в первую очередь интересовать люди, — утверждали они, — «их страсти, причуды, пороки, заблуждения, добродетели, знания, глупости, их горе, их блаженство, их жизнь и смерть, их отношения к другим существам, в конце концов все, что человечно и касается человека...»[510] Мы не знаем, читал ли Брекер этот цюрихский журнал, но, если судить по его дневнику, имена Бодмера и Брейтингера не были для него пустым звуком.[511] Осенью 1782 г. он записывает в дневник страстное обращение «К человеку»: «Да, к тебе, человече, к тебе устремляются мои мысли — как хочется поговорить с тобою — с тобою как раз теперь, душа живая, человеческая, — поговорить с тобою так, словно бы ты только один и есть — брат мой — я да ты, оба мы люди».[512] Конечно, это дневник, а не литературное произведение, и очень явственно сквозит в этих словах личное тоскливое чувство одиночества. Но Брекер не проводил четкой грани между дневниковыми записями и литературным творчеством, и эта тоска по понимающему собеседнику может со всеми основаниями восприниматься нами как брекеровская концепция человека — автора, литературного героя и читателя. Писатель «из народа» одним из первых в Швейцарии воспринимает человека в полном соответствии с идеями нового литературного направления, которое принято называть сентиментализмом, но вернее было бы рассматривать как «сентиментальный гуманизм».