Получив заверения столь искренние и дружеские, Карл дʼАртуа отослал к императрице Константинопольской своего сына Бертрана, который и встретил ее с почтением, приличествующим ее сану и высокому положению, занимаемому при неаполитанском дворе. Катерина живо поднялась в замок, показывая самую сердечную и неподдельную радость, и, справившись о здоровье графа и уверив его в своем дружеском расположении, попросила удалить всех из покоев, чтобы они могли побеседовать наедине. Тогда-то таинственным шепотом она и объяснила, что приехала искать у него, человека многоопытного и сведущего в делах Неаполитанского государства, совета и просить его по мере сил помочь королеве. А поскольку Иоанна ни в коей мере не торопит его прибытия в Неаполь, она, императрица Константинопольская, будет дожидаться выздоровления графа Карла здесь, в Сант-Агате, внимая его мудрым наставлениям, а сама поведает ему, что случилось при дворе с тех пор, как отец с сыном его покинули. В конце концов она сумела настолько заручиться доверием Карла дʼАртуа и так ловко развеять его подозрения, что он сам попросил ее удостоить замок своим присутствием и оставаться так долго, как пожелает. Мало-помалу в крепость вошли и сопровождавшие Катерину солдаты. Этого она и дожидалась. В тот день, когда ее армия обосновалась в Сант-Агате, императрица вошла в покои графа с рассерженным видом в сопровождении четырех солдат и схватила старика за горло:
– Презренный предатель! – вскричала она сурово. – Тебе не уйти из наших рук, не получив наказания, тобою заслуженного! Если не хочешь, чтобы я приказала бросить твои останки на потраву воронам, кои во множестве слетаются на башни этой крепости, указывай немедленно место, где хранятся твои богатства!
Графа крепко связали, приставили к горлу кинжал, так что он и не пытался позвать на помощь – упал на колени и стал умолять императрицу Константинопольскую пощадить хотя бы сына, Бертрана, который еще не оправился от черной меланхолии, омрачившей его рассудок после той ужасной драмы. С трудом волоча ноги, старик добрался до места, где было спрятано самое ценное его имущество, и указал на него пальцем, с рыданием повторяя одну и ту же фразу:
– Возьмите все, возьмите жизнь мою, только спасите сына!
У Катерины от радости голова пошла кругом, когда к ее ногам сложили вазы изысканной работы и баснословной стоимости, ларчики с бесценными жемчугами, бриллиантами и рубинами, сундуки, полные золотых слитков, и множество азиатских редкостей, красота которых затмевает разум. Однако когда старый граф дрожащим голосом попытался напомнить ей, что цена его богатств и жизни – это свобода сына, императрица с присущей ей безжалостной холодностью ответила:
– Я уже распорядилась, чтобы Бертрана привели сюда. Готовьтесь распрощаться с ним навсегда, ибо его с минуты на минуту увезут в крепость Мельфи, а вы, вернее всего, кончите свои дни здесь, в замке Сант-Агаты.
И настолько велики были душевные терзания бедного графа при этом жестоком расставании, что по прошествии малого времени его нашли мертвым в подземелье – с кровавой пеной на губах и искусанными в отчаянии запястьями. Бертран дʼАртуа ненадолго пережил отца. Узнав, что старый граф умер, он окончательно утратил рассудок и повесился на тюремной решетке. Так убийцы принца Андрея стали изничтожать друг дружку, подобно запертым в одной клетке ядовитым зверям.
Катерина Тарентская с сокровищами, обретенными таким вот благородным путем, прибыла ко двору Иоанны, гордясь своим триумфом и лелея обширные планы, чтобы узнать, что новые несчастья случились в ее отсутствие. Карл Дураццо в очередной – и последний! – раз потребовал от королевы пожаловать ему титул герцога Калабрийского, носимый по обычаю наследником неаполитанской короны, и, уязвленный отказом, написал Людовику Венгерскому и пригласил его прийти и захватить королевство, пообещав всемерно ему в этом помогать, а еще – выдать главных зачинщиков убийства принца Андрея, которые так и не попали в руки правосудия.