История знаменитых преступлений

Когда герцог Дураццо уединился в своей опочивальне, Лелло де лʼАквила и граф Фонди неожиданно появились подле его ложа и, уверившись, что никто их не может подслушать, поведали герцогу следующее: на утреннем совете король постановил его умертвить, а остальных принцев крови оставить при себе пленниками. Судя по тому, с каким видом Карл их выслушал, было ясно, что он не верит ни единому слову. Заподозрив предательство, он сухо отвечал, что слишком полагается на благородство кузена, чтобы поверить в такие черные наветы. Как Лелло ни настаивал, как ни умолял именем родных, которые были Карлу всего дороже, поверить и сделать, как его просят, герцог скоро потерял терпение и приказал ему убираться.

На следующий день король был с родней так же нежен – расточал ласки детям и всех пригласил с собой отужинать. То была великолепная трапеза: потоки света затопили залу, отбрасывая во все стороны ослепительные отблески; столы уставлены были золотыми вазами с цветами, распространявшими пьянящие ароматы; пенилось в кубках и рубиновым потоком лилось из амфор вино; шумным разговорам не было ни конца ни края, и лица сотрапезников раскраснелись от радостного оживления.

Карл Дураццо с братьями ужинал за отдельным столом, напротив королевского. Мало-помалу взгляд его становился все более отстраненным и мечтательным. Он думал о том, что в этой самой зале накануне своей трагической гибели ужинал принц Андрей и что те, кто приложил руку к убийству, либо умерли мучительной смертью, либо томились в тюрьмах. Королева в изгнании и вынуждена умолять чужаков о сострадании… Свободен только он, Карл Дураццо. Эта мысль заставила его содрогнуться. В душе Карл рукоплескал той утонченной изобретательности, с какой сплетены были его инфернальные интриги, а потому, стряхнув с себя грусть, улыбнулся и посмотрел вокруг себя с невыразимо гордым видом. Глупец! В этот самый миг он усомнился в неотвратимости божественного возмездия… Лелло де лʼАквила, прислуживавший за столом, склонился к нему и печально прошептал:

– Несчастный, почему не захотели вы мне поверить? Бегите, еще есть время…

Настойчивость этого человека взбесила Карла, и он пригрозил, что, если тот еще раз заговорит с ним, повторит его слова королю.

– Свой долг я исполнил, – прошептал Лелло, кланяясь. – Пусть случится все по замыслу Божьему.

Еще не затихли его последние слова, как король поднялся и, когда герцог подошел пожелать ему доброй ночи, внезапно переменился в лице и вскричал громогласно:

– Предатель! Наконец-то ты в наших руках и умрешь той смертью, которую заслужил! Но, прежде чем я отдам тебя палачу, я хочу, чтобы ты сам сознался в предательстве, совершенном тобою против нашего королевского величества, дабы могли мы не искать других свидетельств, приговаривая тебя к каре, сообразной твоим преступлениям! Послушаем, что скажешь ты, герцог Дураццо, в свою защиту. Ответь мне перво-наперво, зачем своими гнусными кознями, при содействии твоего дядюшки кардинала Перигорского, помешал ты коронации моего брата и отстранил его от власти, тем самым приблизив его злосчастную кончину? О, не пытайся отрицать! Вот письмо с твоей печатью, ты написал его тайком, однако оно публично тебя уличает. Почему, призвав нас в эти земли с целью отомстить за смерть нашего брата, смерть, которую ты сам и устроил, ты вдруг перекинулся на сторону королевы и выступил на наш город Аквилу, осмелившись поднять армию против наших верных подданных? Предатель, ты надеялся при нашем содействии взойти на трон, устранив всех прочих соперников! Ты дождался бы нашего отъезда и приказал убить наместника, оставленного нами в королевстве, и захватил бы власть в свои руки. Но на этот раз ты обманулся в своих расчетах… Совершено тобою и другое преступление, превосходящее все прочие, – государственная измена, и карать за это я буду без всякой жалости! Ты отнял у нас супругу, которую Роберт, наш дед, предназначил нам в своем завещании, о чем ты прекрасно знал. Отвечай, презренный, чем оправдаешься ты за то, что украл у нас принцессу Марию?

В гневе голос короля Людовика изменился до того, что последние слова его были похожи на рычание дикого зверя. Глаза его сверкали лихорадочным блеском, трясущиеся губы побелели. Карл и братья его пали на колени, скованные смертельным ужасом. Злосчастный герцог дважды пытался заговорить, но зубы у него стучали так сильно, что он не смог выговорить ни слова. В конце концов, бросив взгляд по сторонам и узрев своих бедных, ни в чем не повинных братьев, которых он сам же и погубил, он взял себя в руки и обратился к королю с такоюй речью: