– Сир, взгляд ваш, обращенный на меня, грозен, он страшит и обращает в трепет. На коленях умоляю, если я чем-то вас прогневил, сжальтесь, ибо Господь мне свидетель, что я не призывал вас в Неаполь с преступным намерением, но всегда, всей душой, желал и желаю вашего владычества! Не сомневаюсь, что своими злокозненными советами враги мои навлекли на меня вашу ненависть. Если я и привел армию к Аквиле, о чем вы только что упомянули, то не мог поступить по-иному, ибо таково было повеление королевы Иоанны. Но как только мне сообщили, что вы в Фермо, я отвел войска. На Господа нашего Иисуса Христа уповая, молю вас о пощаде и снисхождении в память о прошлых моих заслугах и верности перед лицом любых испытаний! Но вы рассержены и не желаете слушать, а потому я умолкаю до тех пор, пока гнев ваш не остынет. Заклинаю вас, сир, сжальтесь, ибо судьбы наши в руках вашего величества!
Король отвернулся и медленною поступью удалился. Пленников поручили Стефану Вайводе и графу Зорницу, которые и стерегли их всю ночь в комнате, смежной с опочивальней Людовика. На следующий день король еще раз выслушал советников и распорядился, чтобы Карла Дураццо зарезали на том самом месте, где удушен был бедный принц Андрей, а остальных принцев крови в кандалах отправили в Венгрию, где они впоследствии долго жили пленниками. У Карла от всех этих нечаянных несчастий помутился разум, и, раздавленный сознанием своих преступлений, страшась смерти, он совершенно потерял почву под ногами. Пав на колени и закрыв лицо руками, он содрогался в конвульсивных рыданиях, и мысли мелькали в голове его, как в чудовищном сновидении, так что он никак не мог сосредоточиться. На душе было черно, но внутренний этот мрак ежесекундно разрывали молнии, и на темном фоне отчаяния появлялись золотые видения, чтобы, одарив его насмешливой улыбкой, тут же исчезнуть снова. Потом в ушах его зазвучали потусторонние голоса. Перед глазами возникла длинная вереница призраков – совсем как в ту ночь, когда мэтр Никколо ди Мелаццо показал ему заговорщиков, одного за другим исчезавших в подземелье Кастель-Нуово. Только на этот раз каждый призрак держал в руке свою голову и тряс ее за волосы – так, чтобы обрызгать его, Карла Дураццо, своею кровью. Иное привидение размахивало кнутом или бритвой, грозя поразить его орудием своих мучений. Преследуемый этой адской толпой, несчастный открывал рот, чтобы в ужасе закричать, и тут же начинал задыхаться, так что вопль этот замирал на губах. И тогда перед мысленным взором его возникла мать. Издалека она протягивала руки, и в помрачении ему казалось, что если он с нею воссоединится, то будет спасен. Но с каждым шагом дорога сжималась, а он все бежал и бежал, оставляя на камнях по обе стороны лоскутья кожи, пока наконец, обнаженный, окровавленный, задыхающийся, не добирался до цели. И тогда мать исчезала вдали, и все начиналось сначала. А призраки неслись за ним по пятам, ухмыляясь и визжа: «Будь проклят, мерзавец, умертвивший собственную мать!..»
Очнулся от этих жутких видений Карл, когда услышал плач братьев. Они пришли, чтобы в последний раз его обнять, прежде чем взойти на борт галеры, которая должна была отвезти их к месту назначения. Герцог глухим голосом попросил у них прощения и снова впал в отчаяние. Дети упали на землю и стали громко кричать и просить, чтобы им позволили разделить участь брата и умереть, ибо в смерти видели они облегчение своих страданий. В конце концов детей увели, но их стенания долго еще звучали в сердце приговоренного. После нескольких недолгих минут тишины в комнату вошли четверо венгров – два солдата и два оруженосца, дабы объявить герцогу Дураццо, что час его пробил.
Даже не попытавшись сопротивляться, Карл последовал за ними на балкон, где заговорщики задушили Андрея. Там его спросили, хочет ли он исповедаться. Последовал положительный ответ, и к герцогу привели монаха из того самого монастыря, где и разыгралась та ужасная трагедия. Выслушав все его прегрешения, монах дал герцогу отпущение, после чего Карл Дураццо поднялся на ноги и подошел к тому месту, где в свое время Андрея повалили на пол, чтобы накинуть на шею шнурок. Здесь он снова встал на колени и спросил у палачей:
– Друзья мои, заклинаю милосердием Божьим, скажите, остается ли у меня хоть тень надежды на помилование?
Услышав в ответ, что надежды нет, Карл вскричал:
– Делайте же, что вам приказано!
В тот же миг один оруженосец вонзил шпагу ему в грудь, а другой ножом отрезал ему голову. Труп они сбросили с балкона в сад, где тело Андрея пролежало три дня без погребения.