К этому времени венгерский король с грозной армией пересек Италию и вошел в королевство со стороны Апулии. Всюду на своем пути он получал от владетельных сеньоров знаки сочувствия и симпатии, и правители Вероны Альберто и Мартино делла Скала, желая доказать, что считают его дело правым, предоставили ему три сотни конников. Известие о приближении венгров повергло неаполитанский двор в неописуемое смятение. Оставалась надежда, что Людовика остановит папский легат, прибывший в город Фолиньо, дабы именем Папы и под страхом отлучения воспрепятствовать его дальнейшему продвижению, если Святой престол не даст на то своего позволения. Но Людовик Венгерский ответил легату Климента, что, утвердившись на троне Неаполя, который является фьефом римской Церкви, будет исполнять все, что предписывает ему оммаж, но, пока этого не случилось, отчет намерен держать только перед Богом и своею совестью. И вот, армия короля-мстителя с молниеносной быстротой оказалась в самом сердце королевства, прежде чем в столице успели принять хоть сколько-нибудь серьезные меры, чтобы отразить вторжение. Мешкать было нельзя: королева, собрав самых преданных баронов, заставила их присягнуть на верность Людовику Тарентскому, коего она объявила своим супругом, и, со слезами на глазах распрощавшись с верными своими подданными, тайно среди ночи взошла на борт провансальской галеры и отплыла в Марсель. Людовик Тарентский, как и пристало доблестному рыцарю, вышел из Неаполя во главе трех тысяч конников и значительного отряда пехоты и расположился на берегах реки Вольтурно, преградив тем самым противнику путь. Однако венгерский король упредил этот стратегический маневр и, пока неаполитанцы ожидали его в Капуе, перевалил через горы в области Алифе и Морконе, прибыл в Беневенто, где и принял в тот же день неаполитанских послов. Те в изысканных и красноречивых выражениях поздравили его с прибытием в страну, поднесли ключи от города и поклялись повиноваться ему, законному наследнику Карла I Анжуйского. Новость о капитуляции Неаполя быстро достигла войск королевы, и все принцы крови и военачальники, покинув Людовика Тарентского, поспешили укрыться в столице. Дальнейшее сопротивление не имело смысла. Людовик с ближайшим своим советником Никколо Аччайоли тоже отправился в Неаполь – в тот же вечер, когда родичи его покинули, спасаясь от захватчиков. Надежды на спасение таяли с каждым часом. Братья и кузены принялись умолять Людовика побыстрее уехать, чтобы не навлекать на целый город мстительной ярости венгерского короля. К несчастью, в порту не оказалось судна, способного тотчас же поднять паруса. Принцы крови переполошились не на шутку, и тогда Людовик, доверившись судьбе, вместе с верным своим Аччайоли сел в полуразвалившуюся лодку и приказал четверке матросов грести что есть сил. Через малое время суденышко исчезло из виду, оставив родичей в огорчении, которое развеялось с известием, что он благополучно прибыл в Пизу, чтобы оттуда направить свои стопы в Прованс, где в это время пребывала королева Иоанна.
Карл Дураццо и Роберт Тарентский, будучи главами двух приближенных к короне родов, спешно посоветовались и решили, что смягчить гнев венгерского монарха можно лишь полнейшей покорностью, и, оставив в Неаполе младших братьев, тотчас же отправились в Аверсу, где были расквартированы его силы. Людовик принял кузенов с живейшим радушием и спросил участливо, почему братья не приехали вместе с ними. Принцы отвечали, что младшие братья их остались в Неаполе, дабы устроить его величеству достойную встречу. Людовик поблагодарил их за столь благие намерения и тут же самым настоятельным образом попросил, чтобы юные принцы приехали к нему, ибо для него не может быть ничего приятнее, чем войти в неаполитанскую столицу в окружении всех своих родичей, и ему не терпится обнять своих младших кузенов. Карл с Робертом послушались и тотчас же отправили своих оруженосцев с поручением доставить братьев в Аверсу. Старший из этих детей, Людовик Дураццо, обливаясь горючими слезами, стал умолять остальных не ехать, а посланникам ответил, что сам по причине сильнейшей мигрени не может покинуть Неаполь. Такое ребячество, разумеется, навлекло на Людовика гнев старшего брата, и в тот же день лаконичный и прямой приказ, не допускающий никаких промедлений, обязал несчастных детей предстать перед монархом. Людовик Венгерский по очереди сердечно их обнял, ласковым тоном расспрашивал, усадил с собою ужинать и отпустил спать далеко за полночь.