Иоанна утешила архиепископа и депутацию славных жителей Экса улыбкой, исполненной грусти, и пообещала, что унесет в своем сердце вечное воспоминание об их любви и верности. В этот раз невозможно было обмануться в истинных чувствах знати и простого люда. И эта редчайшая преданность, выразившаяся в искренних слезах, тронула Иоанну до глубины души и заставила с горечью вспомнить свои прошлые заблуждения. В Авиньоне королеву ждал великолепный и триумфальный прием. Людовик Тарентский и все кардиналы, присутствующие на тот момент при папском дворе, выехали ей навстречу. Разряженные в пух и прах пажи несли у нее над головой красный бархатный балдахин, расшитый золотыми геральдическими лилиями и украшенный перьями. Красивые юноши и девушки в венках из цветов шествовали впереди, восхваляя ее на все лады. Улицы, по которым должен был пройти кортеж, были огорожены двойной живой изгородью, дома изукрашены флагами, в церквях звонили в тройной набор колоколов, как в самые большие праздники. Климент VI встретил королеву в авиньонском замке со всей пышностью, какой он умел себя окружить в торжественных случаях. Расположилась она во дворце кардинала Наполеона Орсини, который, вернувшись с перуджийского конклава, приказал построить в пригороде Авиньона, Вильнёве, это достойное королей жилище, где с тех пор и проживали понтифики.
Трудно вообразить, насколько своеобычной и шумной была в те времена столица Прованса. С тех пор как Климент V избрал его своею резиденцией, Авиньон, этот соперник Рима, успел взрастить в своих стенах площади, храмы и дворцы, в которых кардиналы и обустроились с неописуемой роскошью. Интересы целых народов и королей обсуждались в авиньонском замке. Послы всех монарших дворов, торговцы всех национальностей, авантюристы из всех стран мира, итальянцы, испанцы, венгры, арабы, иудеи, солдаты, цыгане, шуты, поэты, монахи, куртизанки – все это сонмище сновало, гудело и копошилось на городских улицах. Здесь переплелись, перепутались донельзя наречия, обычаи и традиции, помпезность и лохмотья, роскошь и нищета, продажная любовь и истинное величие. Не потому ли высоконравные поэты Средневековья в своих стихах именовали этот город не иначе как проклятым новым Вавилоном?
О пребывании Иоанны в Авиньоне и исполнении ею своих суверенных обязанностей правительницы осталось одно любопытное свидетельство. Возмущенная бесстыдством падших женщин, с которым те опошляют все чистое и достойное уважения, что есть в городе, неаполитанская королева издала знаменитый указ, первый в своем роде и послуживший образцом для законов того же толка: несчастным, торговавшим своею женской честью, отныне предписывалось жить под одной крышей и доступ в этот приют должен быть открыт во все дни года, за исключением трех последних дней Страстной недели, всем желающим, но только не иудеям, коим путь сюда был навеки заказан. Распоряжаться в этой своеобразной обители должна была избираемая ежегодно аббатиса. Также указом были установлены правила порядка и суровые наказания для ослушниц. Законники того времени подняли вокруг этого спасительного заведения большой шум. Прекрасные обитательницы Авиньона встали на защиту королевы, опровергая клеветнические слухи, сеявшие сомнения в ее собственном целомудрии; словом, все в один голос прославляли мудрость вдовы Андрея. И все бы хорошо, если бы этому хору славословий не мешал шепот несчастных затворниц, которые, не стесняясь в выражениях, обвинили Иоанну Неаполитанскую, что она препятствует их промыслу лишь затем, чтобы стать в нем монополисткой.
Вскоре к сестре, в Авиньон, прибыла и Мария Дураццо. После смерти мужа ей с двумя дочерьми посчастливилось укрыться в монастыре Креста Господня, и пока Людовик Венгерский сжигал преступников на кострах, вдова Карла облачилась в сутану, какую обычно носят престарелые монахи, и чудом села на корабль, отплывавший к берегам Прованса. Мария во всех подробностях поведала сестре о жестоких расправах венгерского короля, и скоро пришло новое подтверждение неумолимой ненависти последнего, вторя рассказу безутешной вдовы: посланцы Людовика явились к авиньонскому двору с требованием прилюдно осудить королеву.