Родина снова зовет на помощь, причем это касается и меня, ведь теперь я обладаю и мужеством, и силой. Поверьте, тогда, в 1813-м, услышав первое ее воззвание, если я и воздержался от этого шага, то лишь ценою огромной внутренней борьбы, и только сознание, что тысячи других будут сражаться и восторжествуют ради благополучия Германии, в то время как мне нужно жить ради мирного поприща, которому я намерен себя посвятить, меня и удержало. Но теперь речь идет о сохранении новообретенной свободы, в иных местах уже принесшей столь обильные плоды. Всемогущий и милосердный Господь предначертал нам это великое и, вне всяких сомнений, последнее испытание, дабы мы показали, что достойны высочайшего дара, который он нам преподнес, и способны силой своею и решительностью сохранить его.
Никогда еще родине не грозила такая огромная опасность, как сейчас, поэтому долг немецкого юношества в том, чтобы сильные духом поддерживали тех, кто слабее, и тогда мы сможем подняться все вместе. Уже сейчас наши бравые братья-северяне с поднятыми знаменами сходятся вместе со всех городов и весей; в землях Вюртемберга собирают народное ополчение, и со всех концов страны стекаются волонтеры, готовые умереть за свою страну. Я тоже считаю своим долгом сражаться за родину и за всех, кого люблю и кто мне дорог. И если бы я не был глубоко уверен в этой истине, я бы не сообщал вам свое решение, но у моей семьи – истинно немецкое сердце, и она сочла бы меня трусом и недостойным сыном, если бы я не последовал этому порыву. Я, конечно же, чувствую, насколько велика моя жертва, и мне тяжело, поверьте, прерывать учебу, столь увлекающую меня, с тем, чтобы поступить под командование людей грубых и необразованных. И все же эта жертва прибавляет мне смелости, ибо, став солдатом, я сделаю все, чтобы мои братья оставались свободными. И когда, с соизволения Господа, мы в этом преуспеем, я вернусь и передам им слова Его.
Поэтому я на время прощаюсь с вами, мои достойнейшие родители, братья и сестры и все те, кто мне дорог! После зрелого размышления я решил, что предпочтительнее для меня будет служить с баварцами. Я намереваюсь поступить в стрелковую роту и служить там до конца войны. Прощайте же и живите счастливо! Где бы я ни был, я буду следовать вашим благочестивым наставлениям. Надеюсь, что и на этом новом поприще я останусь чист перед Господом и постараюсь следовать путем, который возвышается над всем земным и ведет к небесам; и, быть может, даже там мне даровано будет высочайшее наслаждение спасти сколько-то заблудших душ.
Я буду помнить вас каждую минуту; и я хочу, чтобы каждую минуту Господь был перед глазами моими и в моем сердце, дабы мог я сносить с радостью все трудности и утомление этой священной войны. Поминайте меня в своих молитвах! Господь ниспошлет вам надежду на лучшие времена, помогая тем самым пережить то плохое, что нас сейчас окружает. Скоро увидеться мы сможем лишь при условии, что победа будет нашей; но если (не приведи господи!) мы проиграем войну, вот моя последняя воля, которую я прошу вас, нет, заклинаю вас исполнить: моим последним и самым горячим желанием будет, чтобы вы, мои дорогие и достойные немецкие родители, покинули порабощенную страну ради другой, свободной от чужого ига.
Но стоит ли нам огорчать друг друга? Наше дело справедливо и свято, и разве сам Господь не свят и не справедлив? И раз так, кто может восторжествовать над нами? И все-таки, как видите, сомнения мне не чужды; поэтому в своих письмах, коих я ожидаю с нетерпением, будьте ко мне снисходительны и не пугайте мою душу, ведь, что бы ни случилось, мы обязательно встретимся в другой стране, и та наша родина будет свободной и счастливой.
До самой смерти своей, благодарный и преданный вам сын,
В качестве постскриптума приведены были такие строки Кёрнера:
И вот, отправив родителям прощальное письмо, со стихами Кёрнера на устах, Занд оставляет свои учебники, и уже 10 мая мы видим его в отряде стрелков-добровольцев под командованием майора Фалькенхаузена, пребывавшего в то время в Манхайме. Там он встретился со средним братом, который поступил в армию еще раньше, и они вместе осваивают солдатское ремесло.
Невзирая на то, что Занд совершенно не привык к большим телесным нагрузкам, он переносил все тяготы военной кампании с поразительной выносливостью, отказываясь ото всех послаблений, предлагаемых ему командирами: он не хотел, чтобы кто-либо превзошел его в трудах, предпринятых во благо своей страны. На протяжении всего пути он по-братски делит все, что имеет, с товарищами, помогает тем, кто оказался слабее, нести обмундирование и поддерживает их словом, когда ничего другого сделать уже не может.
Восемнадцатого июня в восемь вечера он прибыл на поле Ватерлоо, а 14 июля вошел в Париж.