В марте 1791 года революционное Учредительное собрание упразднило систему откупов, а в ноябре 1793 года якобинцы арестовали 27 бывших генеральных откупщиков, включая Лавуазье. Им предъявили обвинения в различного рода злоупотреблениях, хотя они не нарушали никаких законов, действовавших в эпоху монархии. В сущности, расправа над ними была костью, которую якобинцы бросили голодающему народу.
Последним месяцам жизни великого химика посвящено документальное исследование Игоря Дмитриева «Мной уже пожертвовали. (Гибель Лавуазье)» (2009), откуда взяты многие из проводимых далее фактов.
18 декабря Комиссия мер и весов направила в Комитет общественной безопасности ходатайство об освобождении Лавуазье, чтобы он мог продолжить работы по определению новых мер и весов. Три дня спустя о том же просил Комитет ассигнатов и монет. Обе просьбы были отклонены.
5 мая 1794 года Революционный трибунал рассмотрел дело откупщиков. Уголовное обвинение было возведено в ранг политического; это очень напоминало дела о «вредительстве» сталинской эпохи. Приговор зачитал Жан Батист Коффиналь, заместитель председателя Трибунала. Подсудимые были признаны виновными в «заговоре против французского народа» и «сговоре с врагами Франции» и приговорены к смертной казни, назначенной на 8 мая.
По легенде, ученый попросил о двухнедельной отсрочке, чтобы произвести полезные для республики опыты, на что получил ответ: «Республика не нуждается в ученых».
Эта фраза приписывалась председателю Революционного трибунала Рене Франсуа Дюма, главному обвинителю Трибунала Антуану Фукье-Тенвилю (который, однако, не участвовал в деле откупщиков), но чаще всего Коффиналю.
Источник этой легенды – «Отчеты о вандализме», представленные Конвенту аббатом Анри Грегуаром после свержения якобинцев. Во втором отчете (от 31 августа 1794 г.) сообщалось:
Дюма сказал, что нужно гильотинировать всех умных людей. В окружении Робеспьера говорят, что хватит лишь одного.
В третьем отчете (от 14 декабря 1794 г.) Грегуар излагает другую версию:
Лавуазье высказал пожелание, чтобы его отправили на эшафот на 15 дней позже, поскольку он хотел завершить опыты, полезные для Республики. На это Дюма ему ответил: «Мы более не нуждаемся в химиках».
Однако Дюма на процессе отсутствовал и сказать этих слов не мог.
22 октября 1795 года на «искупительной церемонии» в парижском Лицее искусств и наук химик Э. Буйон-Лагранж зачитал отчет о заслугах Лавуазье. Здесь говорилось:
Вот человек, который, по их словам, желал несчастья своей стране и который после вынесения смертного приговора требовал отсрочки, чтобы закончить опыты, полезные для науки и для процветания страны; вот человек, (…) которому жестокий Дюма ответил: «Франция более не нуждается в химиках».
Здесь в точности повторена заведомо недостоверная версия из третьего отчета Грегуара.
2 августа 1796 года в Лицее искусств и наук состоялась еще одна церемония в честь Лавуазье. Химик и политический деятель Антуан Франсуа де Фуркруа выступил с речью, в которой риторически вопрошал:
– Разве судья-палач не заявил, что
(Перевод И. Дмитриева; курсив мой. – К.Д.)
Легко заметить, что первая часть высказывания «судьи-палача» – это несколько измененные слова Дюма из третьего отчета Грегуара, а вторая часть – другой вариант слов Дюма из второго отчета Грегуара.
Фуркруа не упоминал о просьбе Лавуазье отсрочить исполнение приговора, однако о ней говорилось в кантате Шарля Дезодре «Смерть Лавуазье», исполненной на той же церемонии (цитирую прозаический перевод И. Дмитриева):