Мне было очень интересно общаться с Г.С. Кучеренко. С мягкой дружеской улыбкой на лице, он никогда не повышал голоса и, самое главное, никогда не давал почувствовать существующую между нами огромную разницу в положении. Он относился ко мне так же внимательно и заботливо, как к своим ученикам. И хотя мы обсуждали широкий спектр вопросов, в центре наших разговоров, безусловно, были проблемы исторической науки. Я часто расспрашивал его о зарубежных, в частности французских, историках разных направлений, со многими из которых он установил личные связи и подружился во время своих зарубежных поездок. Он рассказывал о встречах со многими из них, но больше всего – о Р. Коббе и Ж. Годшо. Геннадий Семенович с уважением говорил об английском историке, с которым он общался лично в 1964 г… работая в Национальном архиве Франции. Он ценил Р. Кобба за не ослабевающее с годами пристрастие к архивным изысканиям и в отличие от ряда своих советских коллег избегал критических замечаний в его адрес даже после перемены Коббом научных интересов в последний период жизни[752]
. С глубокой болью Г.С. Кучеренко говорил о склонности Р. Кобба к спиртным напиткам, отмечая, что тот еще в 1960-х гг. каждое утро приходил в архив после нескольких рюмок кальвадоса. «А это такая зараза, которая ни к чему хорошему не приведет»[753], – грустно заключал Г.С. Кучеренко.С особым почтением и теплотой Г.С. Кучеренко отзывался о Ж. Годшо, с которым в 1970-1980-х гг. встречался в разных странах во время международных коллоквиумов. Он часто со всеми подробностями рассказывал мне о своих беседах с этим выдающимся французским историком, о том, каким тот был внимательным и доброжелательным человеком. Высоко ценя научные заслуги Ж. Годшо, Г.С. Кучеренко ни разу не упомянул о его теории «атлантической» революции, избегая какой бы то ни было критики в его адрес. В этом проявлялась одна из характерных черт Г.С. Кучеренко: по возможности избегать критики как советских, так и зарубежных исследователей, тем более столь заслуженных. Вместо этого он повторял: «За что я ценю Годшо – это за ясность языка». Узнав, что в одной из статей я собрался оспорить какое-то из заключений Ж. Годшо относительно Директории, Г.С. Кучеренко по-отечески посоветовал: «Это надо делать осторожно, Жак остается Жаком».
В разговорах с Г.С. Кучеренко мы не обходили стороной и ожесточенные споры в современной нам историографии Французской революции. Несомненно, он был значительно более восприимчив, чем его старшие коллеги, к выдвинутым западными исследователями новым подходам в изучении революционной эпохи. Г.С. Кучеренко был далек от присущего некоторым предшественникам революционного романтизма и уже в 1983–1984 гг. проявлял гораздо более спокойное, чем они, и в то же время вполне сдержанное отношение к отклонениям от марксистской интерпретации истории Французской революции. К примеру, он не участвовал в ожесточенной критике рядом советских франковедов концепции Французской революции Ф. Фюре. Не разделяя его взглядов, Г.С. Кучеренко, тем не менее, находил и рациональное зерно в его критике трактовки Революции историками-марксистами. Ф. Фюре упрекал их за недооценку развития капиталистических отношений во Франции при Старом порядке и утверждения, что до Революции во французской экономике господствовал феодализм, а после нее наступило торжество капитализма. Такая упрощенная интерпретация истории революционной эпохи долгое время полновластно господствовала в советской историографии и была, на самом деле, достойна осуждения, ибо за одно только десятилетие Революция не смогла бы в корне изменить социально-экономический облик страны и одержать полную победу над Старым порядком. Об этом во второй половине 1980-х гг. не раз писал и А.В. Адо, подчеркивая, что победа Революции «подразумевает наличие достаточно развитых и зрелых альтернативных структур»[754]
.Не принимая излишне прямолинейный подход Ф. Фюре к истории предреволюционной Франции, Г.С. Кучеренко отмечал наряду с высоким уровнем развития капиталистических отношений во французской экономике XVIII столетия и сохранившиеся в ней средневековые пережитки. Ссылаясь на данные новейшей зарубежной литературы, он отмечал: «В дореволюционной французской экономике сохранялись остатки сеньориальных отношений и одновременно развивались ростки капиталистических. При таком подходе ни Фюре, ни Рише уже не могут со мной поспорить».
Сам Г.С. Кучеренко, человек глубочайшей внутренней культуры, никогда не позволял себе отзываться с пренебрежением об историках Запада, не разделявших взглядов историков-марксистов. Поэтому его очень уязвило выступление М. Ферро в марте 1986 г. На заседании Французской группы, которой Г.С. Кучеренко руководил после кончины В.М. Далина, французский историк позволил себе довольно язвительно иронизировать над присутствовавшими только на том основании, что они придерживались марксистской методологии. Г.С. Кучеренко был крайне возмущен таким поведением и на следующий день в разговоре со мной поделился своим негодованием.