Историки железного века

Я.М. учился в этом знаменитом училище в 1903–1910 гг. Оно помещалось по адресу: Моховая, 33, наискосок от дома, где после переезда в столицу поселилась его семья, приобретя квартиру на ул. Моховой, 28. Учрежденное «русским американцем» князем В.М. Те-нишевым, то было учебное заведение нового типа. Символично, что для него было выстроено специальное здание со стеклянной крышей и огромными окнами, резко выделявшееся из окружающего питерского пейзажа. Как коммерческое училище оно и подчинялось не министерству просвещения, а министерству финансов, что позволяло работать по собственной программе и методике (ни отметок, ни переводных экзаменов). А учащиеся вместо стандартной формы были одеты, по воспоминанию О.Э. Мандельштама, «на какой-то кембриджский лад»[280].

Будучи по статусу приравненным к реальному училищу, Тенишевка, между тем, отличалась весьма широкой подготовкой (князь задумывал формирование русского, говоря современным языком, менеджерства). Помимо полного и привычного для отечественной средней школы набора предметов математического и естественно-научного циклов, кроме русского языка и словесности (а также немецкого и французского), русской и всеобщей истории, в аттестате Захера были указаны: коммерческая арифметика, счетоводство, политическая экономия, законоведение, гражданское и торговое право, товароведение, коммерческая география. А сверх того – рисование, чистописание и пение.

Обучение велось на высоком уровне: ведущие преподаватели пришли из университетов, к услугам учащихся были различные лаборатории, обсерватория, оранжерея. Девизом училища было «знание – сила». Ученики, по уставу, не должны были вмешиваться в политику. Вместе с тем общественная жизнь, по отзыву собственного журнала, «била ключом»[281]. Выступали ведущие поэты Серебряного века, ставил спектакли В.Э. Мейерхольд, но самое главное, поощрялись интенсивное самообразование и творческая самодеятельность самих учащихся: кружки, диспуты, журналы.

Состав учеников был элитарным: сыновья философа В.В. Розанова, историка и лидера кадетов П.Н. Милюкова, генерала Н.Н. Юденича. Никаких ограничений, кроме высокой платы за обучение. Родителям Я.М. она была по силам. Окончив в 1885 г. Петербургский Горный институт[282], Михаил Вениаминович Захер (род. 1861 г.) после успешной работы горным инженером входил в правление различных горнодобывающих компаний, был вице-президентом российско-монгольского акционерного общества «Монголор», которое сыграло заметную роль в развитии экономических связей между двумя странами и среди акционеров которого числились и особы царствующего дома[283].

Сохранились фото заседаний различных компаний, впечатляют образы этих людей, сами позы и лица выражают степенность, рассудительность, чувство собственного достоинства. Михаил Вениаминович сохранял импозантность и стать до конца: Юрий Яковлевич вспоминал, что и в свои восемьдесят дед выглядел на 25 лет моложе[284]. Можно только восхититься жизненной стойкостью родителей Я.М, его отца. Пережить экспроприацию, «уплотнение», наконец, арест единственного сына – и не согнуться! Умер Михаил Вениаминович в эвакуации в Буе (Костромской области), был похоронен на местном кладбище[285].

Недолгая жизнь Тенишевки – золотая осень Российской империи. Ее выпускниками стали О.Э. Мандельштам и В.В. Набоков, отечественную науку прославили академики: филолог В.М. Жирмунский, биохимик Е.М. Крепс, геолог Д.В. Наливкин, физик Д.В. Скобельцын.

После блестящего окончания Тенишевки[286] Я.М. поступил в Университет на юридический факультет (1910). Почему на юридический? Историческое образование в училище было поставлено неплохо, историю вел И.М. Гревс, и интерес к ней у Я.М. пробудился уже в училище[287]. Объяснение оказывается простым: истфак открывал путь лишь к преподаванию, а в государственное просвещение допускались исповедовавшие государственную религию. Между тем юридическое образование давало доступ к частной практике в статусе присяжных поверенных.

О характере и настроениях студенческой поры можно в какой-то мере судить по лирике Я.М. В ней отразились и типичные юношеские переживания, и стиль Серебряного века, и, в меньшей мере, приближение революции. Кое-где все же дух времени уловим. Таков отклик на стихотворение Семена Надсона «Друг мой, брат мой..» 1880 г. Тот же возраст авторов, сходные образы и надежды, но в одном случае тоска по поруганному идеалу, утешение изверившемуся, «усталому брату»: «Мир устанет от мук, захлебнется в крови,/ Утомится безумной борьбой/ И поднимет к любви, к беззаветной любви/ Очи, полные скорбной мольбой!».