Историки железного века

Между тем тучи сгущались. На XVII партсъезде Сталин понял, что партийцы революционного призыва представляют для него главную опасность, поэтому в разгар Большого террора революционное прошлое становилось столь же криминальным, как сан священнослужителя. Это уже осознавалось в обществе, и его ростовский друг Владимир Иванович Щепкин говорил Старосельскому: надо уезжать немедленно, надо скрываться. Сам он, инженер-мостостроитель, так и поступил. Уехал из Москвы, уничтожил партбилет и перебрался в Курск. «А Яков Владимирович легкомысленно к этому отнесся», – замечает Анна Аркадьевна.

Это точно; совершенно не похож оказался Старосельский на подпольщика, хотя иллюзий насчет вождя не питал и проклятия ему посылал часто, по свидетельству Долининой, сквозь зубы. Однако пренебрег простейшими требованиями даже не конспирации, просто безопасности. Продолжал переписку со своей пассией, по письму к которой, свидетельствует К.Я. Старосельская, его и нашли в Ленинграде. Случилось это, по воспоминаниям А.А. Долининой, под Новый (1940 или 41) год.

После освобождения в 1947 или 48 г. (видимо по болезни) вновь появился у Долининых, по предположению Анны Аркадьевны, зимой 1950–51 года и приехал из Мичуринска, где жила М.И. Щепкина, которая сняла для него там комнату. «Приехал по поводу своих рукописей», был плохо одет и выглядел очень больным: «у него было какое-то бугристое лицо, и было такое впечатление, что он немного неадекватен».

Через некоторое время по возвращении из Ленинграда в Мичуринск Яков Владимирович покончил с собой[265]. Такая же жертва режима, что и Фридлянд. Режима, за который они боролись и порочность которого стали осознавать слишком поздно.

Прощальное письмо Старосельского было обращено к Нелли Новосельской. Появлением этого письма-записки, в моем распоряжении я обязан Ольге Алексеевне Новиковой-Монтерде, занимавшейся творчеством «красного профессора» Ольги Марковны (Михайловны) Танхилевич[266] и вышедшей на ростовский круг общения, подруг молодости Старосельского. В семье дочери Новосельской сохранился этот документ.

«Сегодня наконец мне удалось получить разрешение на то, чтобы показать Вам предсмертное письмо Якова Владимировича Старосельского, – сообщала О.А. Новикова. – Написано оно Нэлли Александровне Новосельской, которую он знал по Ростову, со своей молодости, а ее юности. Их связывали очень тесные отношения, большая близость, глубокая любовь, хотя и не чувственного характера»[267].

Записка носит отчетливо прощальный характер. И написана, судя по не очень читаемой надписи 15 мая, за несколько дней до смерти. «Нелленька, моя золотая, – обращается Старосельский. – Все годы в тюрьме ты была одной из трех, кого я вспоминал особенно нежно. Для меня твоя квартира – самое счастливое воспоминание последних четырех лет жизни на воле» (если отсчитывать от финала, 1951 г., это означает, что Я.В. вышел из заключения в 1947 г.).

Есть просьба передать приветы «Оленьке» (Танхилевич) «когда сможешь». Трогательное внимание к детям Новосельской, сыну Ваке (Андрею, 1925 г.р.) и дочери Машеньке (1933 г.р.), которая названа роскошным явлением. Характерная деталь для личности Я.В. Не имея, очевидно, собственных детей, он был окружен детьми друзей, и на фото, пересланных мне в свое время К.Я. Старосельской, он часто снят в детской компании. И.А. Новосельская вспоминала о «бесчисленном количестве замурзанных еврейских детишек» округи, которые были «предметом нежной любви и восторгов Якова»[268].

Вести из прошлого между прочим свидетельствуют об интересе к личности Старосельского. О.А. Новикова занимается левой оппозицией в ВКП(б) и комдвижении на Западе. И она не прошла мимо сообщения «своего источника», видимо дочери Новосельской «о связях Старосельского с иностранной коммунистической оппозицией»[269].

Сохраняется интерес и к творчеству Старосельского, о чем свидетельствует попытка издания его неопубликованной монографии о «народоправстве» Институтом социальной истории в Амстердаме. И интерес этот, безусловно, восходит к началу 30-х годов.

Французский историк левых взглядов из круга Матьеза Жерар Вальтер обстоятельно изложил тогда и проанализировал книгу Старосельского о якобинской диктатуре[270]. По словам Вальтера, советский историк стал пионером в систематизированном исследовании организационной структуры якобинской диктатуры. Тот же Вальтер указал на историографическую важность определения Старосель-ским массовой базы диктатуры и проведенного им анализа формирования властных структур на низовом уровне.