Истребитель полицейских

— Спасибо, — поблагодарил Карелла и прошел мимо старухи, которая застыла в дверном проеме, так напряженно вглядываясь во что-то на улице, что Карелла тоже оглянулся. Он увидел, что и Хейз смотрит на другую сторону улицы, где маленький мальчик на трехколесном велосипеде, быстро перебирая ногами, ехал по дорожке к своему дому, выстроенному в том же стиле эпохи Тюдоров, что и дом Лассеров.

— Король умер! — провозгласила старуха. — Да здравствует король!

— Не хотите ли пройти вместе с нами, мэм? — спросил Карелла.

— Он хорошо ездит, этот мальчик, — сказала старуха. — Умеет держаться на сиденье.

— Вы говорите о мальчике на велосипеде? — спросил Хейз.

— Моя мать порой говорит невпопад, — сказал Лассер откуда-то из мрака, окружавшего полосу света, падающего из открытой двери. — Входите, пожалуйста. Мама, ты будешь с нами?

— Обрученные богом не должны разъединяться, — процитировала старуха.

— Миссис Лассер, — позвал ее Карелла, шагнув в сторону, чтобы дать ей пройти. Старуха бросила на Кареллу взгляд, в котором ненависть сочеталась с обещанием любовных утех. Она прошла мимо него в дом, и он последовал за ней, услыхав, как позади захлопнулась дверь и как переговаривались Хейз с Лассером, пока они все вместе шли в глубь дома. Дом этот был домом из "Больших надежд" Диккенса, перенесенный в "Грозовой перевал" Эмилии Бронте. Правда, с потолка и со стен здесь не свисала паутина, но в нем точно так же жили предчувствие чего-то дурного, тьма, которая, казалось, навсегда въелась в деревянные балки и штукатурку, и уверенность в том, что доктор Франкенштейн (творение Мэри Шелли) трудится на чердаке, создавая очередное чудовище. На мгновение Карелле показалось, что он очутился среди действующих лиц из фильма ужасов, а потому он умышленно остановился и подождал, пока Хейз не поравняется с ним. Он сделал это вовсе не потому, что ему стало страшно, хотя дом этот и вправду внушал страх, — не он ли сам сказал юному Мики Райану, что привидений не существует? — а просто, чтобы лишний раз убедить себя, что очутился здесь, в этом мрачном доме, только по необходимости: предстояло расследовать убийство, совершенное далеко отсюда, в пределах 87-го участка, где жизнь была нормальной и обычной, впрочем, равно как и смерть.

— Я зажгу свет, — сказал Лассер и, подойдя к торшеру, стоявшему возле огромной, пышно украшенной тахты, включил его, да так и остался неуклюже стоять рядом с тахтой и собственной матерью.

Миссис Лассер, обхватив руками свою талию, застыла с улыбкой на губах, словно красавица на ежегодном балу одного из южных штатов в ожидании, когда ее пригласят на котильон.

— Прошу садиться, — сказал Лассер, и Карелла, оглянувшись и не найдя стула, сел на тахту, а Хейз поместился на стуле с прямой спинкой, который притащил от складного стола у стены.

Миссис Лассер, улыбаясь и все еще не потеряв надежды быть приглашенной на танец, прислонилась к стене, а сам Лассер устроился на тахте рядом с Кареллой.

— Вы можете рассказать нам, что произошло? — спросил Лассер.

— Его зарубили топором, — ответил Карелла.

— Топором?

— Да.

— Где?

— В подвале дома, в котором он работал.

— Почему? — спросил Лассер.

— Потому, что кончается на "у", — вмешалась миссис Лассер.

— Мама, помолчи, пожалуйста, — сказал Лассер. Произнося эти слова, он не повернулся к ней. И не поднял на нее глаз. По-видимому, он произносил эти слова уже тысячи раз, машинально, не глядя на нее, не обращаясь к ней, не интересуясь даже, слышит она их или нет. Не сводя взгляда с Кареллы, он спросил: — У вас есть какое-нибудь представление о том, кто мог это совершить?

— Нет, — ответил Карелла. — Пока, во всяком случае.

— Понятно.

— Если вы не возражаете, мистер Лассер, нам хотелось бы, чтобы вы проехали вместе с нами в морг и опознали вашего отца. Затем нам хотелось бы узнать от вас, не было ли у вашего отца… — Я не могу оставить мать одну, — сказал Лассер.

— Мы могли бы сделать так, чтобы с ней остался патрульный.

— Боюсь, это не совсем удобно.

— Я не понимаю, сэр.

— Мы, либо отец, либо я, все время находились в доме при ней, — объяснил Лассер. — А поскольку отец умер, то эта обязанность целиком ложится на меня.

— Тем не менее я не понимаю вас, сэр, — сказал Карелла. — Ведь когда ваш отец был жив, он уезжал на работу в город, так?

— Совершенно верно, — подтвердил Лассер.

— А вы не работаете, мистер Лассер?

— Я работаю дома, — ответил Лассер.

— И что же вы делаете?

— Я иллюстрирую детские книжки.

— Понятно. Значит, вы имели возможность оставаться дома, когда ваш отец уезжал, верно?

— Совершенно верно.

— А когда он был здесь, уехать могли вы, так?

— Да, в общем, именно так.

— Я вот что имею в виду: если вам нужно было отвезти книгу, или присутствовать на совещании в редакции, или, наконец, с кем-то встретиться — это вы подразумеваете под словом "в общем"?

— Да, пожалуй, именно это.

— Может, хотите что-либо добавить, мистер Лассер?

— Нет.

— Или исправить?

— Нет. В общем, все правильно.

— Ваше "в общем" означает, что я не совсем верно вас понимаю, — сказал Карелла. — Может, вы разъясните мне, мистер Лассер…

— Видите ли…

— Да?