Истребитель полицейских

— По-моему, тебя это не касается, Марк, — осторожно заметил Карелла. — То, что делает твоя сестра…

— Конечно, папа, — отозвался Марк. — Я только сказал, что она малышка — мокрые штанишки.

— Мне не нравятся твои слова, — упрекнул его Карелла.

— Какие слова?

— Он говорит про "мокрые штанишки", — объяснила Эйприл.

— А что в этом плохого, папа?

— Он называет тебя "папой", потому что хочет казаться взрослым, — сказала Эйприл. — Он всегда строит из себя взрослого, папочка.

— Ничего подобного. А вообще-то что в этом плохого? Папа у нас тоже взрослый, правда?

— Нет, — ответила Эйприл. — Он у нас славный и добрый. — И она прислонилась головкой к его груди и улыбнулась. Он посмотрел на нее: почти черные волосы и карие глаза, несомненно, принадлежали Тедди, уже в пять лет на лбу проглядывал тот же треугольник волос. А потом перевел взгляд на сына и еще раз подивился тому, как они похожи и в то же время какие разные. Сразу было видно, что они близнецы, а не просто брат с сестрой: тот же цвет волос и глаз, тот же овал, даже выражение лиц было одинаковым. И тем не менее Эйприл как-то сумела унаследовать — слава богу! — красоту Тедди, в то время как у Марка эта красота была лишь фоном для черт, более похожих на черты отцовского лица.

— Что ты делал сегодня? — спросил Марк.

— То же, что и всегда, — улыбнулся Карелла.

— Расскажи нам, папочка, — попросила Эйприл.

— Нет, лучше вы расскажите мне, чем сегодня занимались.

— Я сломала две модели Марка, — захихикала Эйприл.

— Видишь, папа? Что я тебе говорил?

— Ужинать! — крикнула из кухни Фанни. Карелла встал, держа в руках Эйприл, покачал и положил в постель, укрыв одеялом до самого подбородка.

— Январь злой, вот и закройся с головой, — и он поцеловал ее в лоб.

— Что это, папочка? — спросила Эйприл.

— Ты о чем, малышка?

— Январь злой, вот и закройся с головой.

— Это я сам только что придумал, — признался Карелла. Он подошел к Марку.

— Придумай и мне тоже, — потребовал Марк.

— Кругом тепло, кругом мрак, спи спокойно, милый Марк.

— Хорошие стихи, — улыбнулся Марк.

— А в моих моего имени не было, — обиделась Эйприл.

— Потому что я не сумел придумать что-нибудь такое, что рифмуется с "Эйприл".

— А Марку придумал!

— У него легче, малышка. К "Эйприл" очень трудно найти рифму.

— Но найдешь?

— Постараюсь, малышка.

— Обещаешь? — спросила Эйприл.

— Обещаю, — сказал он и, поцеловав Марка, тоже подтянул одеяло к подбородку.

— Хочу до самого носа, — сказал Марк.

— Давай. — И подтянул одеяло повыше. — И мне до носа, папочка, — попросила Эйприл. Он поправил одеяло и ей и, еще раз поцеловав ее, выключил свет и пошел на кухню.

— Что рифмуется с "Эйприл"? — спросил он у Фанни.

— Отстаньте от меня со своими глупостями, — рассердилась Фанни. — Садитесь, не то суп остынет.

За обедом он рассказал Тедди про старика, которого они нашли в подвале. Когда он говорил, она не сводила глаз с его губ, иногда останавливая его, чтобы задать вопрос, но большей частью напряженно следила за ним, стараясь понять все, что он говорит, и даже вникая в детали. Тедди хорошо знала своего мужа и понимала, что не в последний раз слышит о старике, зарубленном топором. Она знала, что есть мужья, которые, уходя с работы домой, забывают про свою работу, знала, что ее собственный муж сотни раз клялся, что никогда больше не будет посвящать своих домашних в грязные подробности полицейского труда. Но каждый раз его решительности хватало лишь на неделю, десять дней, самое большее две недели, а потом он вдруг начинал рассказывать о причиняющем особенное беспокойство случае, и она всегда его внимательно слушала. Тедди слушала, потому что он был ее муж, а она его жена, и, если бы случилось так, что он работал бы где-нибудь на пищевом предприятии, она бы с не меньшим интересом слушала, например, как делают растительное или сливочное масло.

Ее муж занимался расследованием уголовных преступлений.

Поэтому она слушала о том, как в подвале жилого дома нашли восьмидесятисемилетнего старика с топором в голове, слушала обо всех матерях с сыновьями, которых ее муж встретил в тот день на своем пути, слушала про умалишенную миссис Лассер и ее сына, никогда не выходящего из дома, о том, как он опознал труп своего отца только по фотографиям, сделанным полицией, о том, как миссис Лассер начала истерически хохотать, взглянув на фотоснимки покойного мужа с топором в голове, о том, как Энтони Лассер сказал, что приятелями его отца были люди, входившие в общество ветеранов испано-американской войны и называвшие себя "Счастливыми ребятами". Она слушала глазами, и ее мысли отражались у нее на лице.

Она задавала вопросы, не двигая губами, а лишь быстро шевеля пальцами.

Позже, когда обед был закончен, а посуда помыта к этому часу близнецы уже крепко спали — и Фанни ушла к себе домой, они поднялись в спальню и перестали разговаривать.

* * *