Исцеление духовных болезней. Введение в аскетическую традицию Православной Церкви

Смирение сводится к тому, чтобы приписывать Богу все, что в тебе есть хорошего и что ты делаешь доброго[4730]. «Таково, — говорит авва Дорофей Газский, — совершенное смирение святых»[4731]. Аналогичный совет дает преподобный Варсонофий Великий: «Если с тобой приключается нечто доброе, ты должен признавать, что это — бескорыстный дар от Бога, который дается тебе от Его доброты»[4732]. Преподобный Макарий Великий хорошо описывает это отношение: «Даже если любящая Бога душа преуспевает во всех добродетелях, ей привычно ничего не приписывать самой себе, но приписывать все Богу… Ибо все, что имеет человек, все те видимые блага, благодаря которым человек может творить добро, земля и что наполняет ее (Пс. 23, 1), сами тело и душа — все это Божие. Само свое существование человек имеет лишь по Его милости. Так что же у него остается собственного, чем он мог бы по праву оправдаться или похвалиться? Однако Бог принимает от людей безграничную благодарность — наиболее угодное из того, что мы Ему приносим: чтобы душа… присваивала одному Богу все, что может сделать хорошего, весь труд, который она подъемлет ради Него, все, что она понимает, все, что знает, чтобы она приписывала Ему все»[4733].

Здесь смирение оказывается неотделимым от молитвы, прежде всего от просительной молитвы, ибо ею человек проявляет, что не рассчитывает на собственные силы, признает свою неспособность самому достичь того, что он просит, но, напротив, показывает, что от одного Бога он ждет всякого блага. Он признает равным образом то, что не может ничего совершить или сохранить без помощи, защиты и поддержки Бога. И если он молится постоянно, он не может не осознавать, что все, что он получает, он получает от Бога в ответ на свою молитву, не по причине своих заслуг, но как бескорыстный дар. Преподобный Максим Исповедник пишет: «Смирение — это непрестанная молитва, в слезах и поту. Она не прекращается, устремляет к Богу вопль о помощи; она не позволяет вам неразумно увериться в собственной мощи или собственной мудрости»[4734]. Авва Дорофей Газский говорит в том же смысле: «Понятно, что человек смиренный и благочестивый, зная, что ничто доброе не может совершиться в его душе без Его помощи и защиты, никогда не перестает взывать к Нему, чтобы Он оказал ему милость. Какое бы доброе дело ни было дано осуществить тому, кто молится Богу непрестанно, он признает Бога его источником… Именно Богу он приписывает всякое доброе дело и не перестает Его благодарить и призывать, опасаясь, как бы потеря такой помощи не позволила в нем проявиться слабости и бессилию. Таким образом, смирение побуждает его молиться, а молитва делает смиренным»[4735].

Но смирение сопровождается прежде всего благодарственной молитвой, в которой человек сразу же усваивает Богу свои добрые дела и полученные им блага всякого рода, считая себя простым посредником и хранителем, выказывает Богу свою признательность и прославляет Его как единственный источник всякого блага[4736].

Заметим, наконец, что смирение в равной мере неотделимо от сердечного сокрушения, покаяния и самоосуждения. Ибо, описывая эту добродетель, мы постоянно говорили о признании других выше себя, о признании собственного ничтожества, своей греховности, своей неспособности творить добро и хранить его в душе, о признании Бога как единственного источника добра, которое есть в человеке и которое он творит, и т. д. В покаянии речь идет не об абстрактном признании, но о признании всем сердцем, признании, которое проистекает, если говорить точнее, из сердца сокрушенного и смиренного (Пс. 50, 19). Именно ради разъяснения этого святые отцы часто приравнивают смирение к сердечному сокрушению[4737]. Преподобный Иоанн Лествичник определяет смирение как «ощущение душевного сокрушения»[4738].