Мы тут же опускаемся на землю, пробуем силу своих рук. Отжиманий у меня всегда получается больше, чем у других. Я способна сделать их десять, двадцать, тридцать, даже больше, в то время как сестры со стонами опускаются на землю. Сейчас я проделываю множество отжиманий, чтобы поведать ему о своем крепком теле – однако, повернувшись в следующий раз к окну, обнаруживаю, что Ллеу там уже нет.
Надо сказать, это уже не первый раз, когда мужчины за нами наблюдали. За столом они, к примеру, жуют и пристально смотрят на нас, перекатывая по рту пищу. Может, случись хоть мало-мальская возможность, они и нас бы так же съели? У них такой голодный вид, что кажется, от них можно ждать чего угодно. На нервах у меня все в животе переворачивается, и я стала заметно меньше есть. Когда мы вечерами садимся шить, то они глядят на наши руки. Кинга больше нет, и продавать амулеты больше некому, однако мы все равно продолжаем их мастерить – поскольку чем еще нам тут заняться! Когда мать замечает, что кто-то из мужчин на нее пялится, она смотрит ему в глаза, пока тот не отведет взгляд. Я же по этой части не мастак: глаза у меня сразу отводятся сами. И Ллеу много улыбается. Чувствуется в нем все же какая-то нежность.
До сей поры мое тело являлось для меня всего лишь некой сущностью, способной источать кровь. Сущностью с огромнейшими запасами боли. Странным устройством, которое всегда для меня было совершенно непонятно. Однако под этими внимательными мужскими взглядами что-то в нем вдруг сработало и запустилось. Наверняка это какой-то природный инстинкт, и пока что я не уверена, что рядом с ним уместно будет слово «выживание».
«
Дойдя до своего лежака, я раскладываю его пониже, ложусь на живот и тайком посматриваю сквозь солнечные очки туда, где за полоской сверкающей на солнце воды отдыхает Ллеу. Под моим взглядом он поднимает с глаз очки, подмигивает мне и снова их надевает. Я опускаю лицо на руки.
Мать свой шезлонг поставила с переднего торца бассейна, рядом с бывшим креслом спасателя, и присутствие ее на этом месте будто проводит между нами разделительную черту. Оттуда ей хорошо видны обе части бассейна – мужская и женская его половины. Голова ее изящно обмотана легким шарфом, кожа щедро умащена маслом.
И вот грандиозный финал! Я сажусь на лежаке, сдергиваю через голову платье и, поднявшись в одном купальнике, на несколько секунд задерживаюсь, делая вид, будто разглядываю небо над опушкой леса. Сердце колотит в грудь, как молоток. Жду, что кто-то меня разоблачит, что чем-то меня вот-вот собьют с ног. Наконец теряю самообладание и «бомбочкой» прыгаю в воду. Скай резко взвывает, разрывая царящую у бассейна тишину, и Грейс тут же тянется ее успокоить. Когда я выныриваю на поверхность, обе они смотрят на меня во все глаза, обхватив друг друга руками.
После ужина, когда мы в сгущающихся сумерках, как обычно, отправляемся на берег посыпать пограничную линию солью, мать прямо перед сестрами дает мне две оплеухи. Один раз с силой шлепает тыльной стороной руки, задевая мне ухо кольцами, что унизывают у нее каждый палец, а потом – для вящей убедительности – ладонью. Я вскидываю кулаки, чтобы дать ей отпор, и ору во всю глотку – и тут же руки сестер закрывают мне лицо, зажимая рот.
– Ты говорила: не прикасаться! – кричу я. – Ты ничего не говорила насчет того, чтобы не встречаться взглядом! На что еще нельзя мне смотреть?!
– Не устраивай мне тут сцен, – говорит мать, будто это не она первая меня ударила. – Всё, пошли со мной.
Она решительно направляется обратно к дому, но перед самой галькой внезапно останавливается и садится на влажный песок, делая нам знак сесть рядом. Берет нас за руки. Даже меня, хотя и заодно с рукой Скай – моя ладонь, словно по запоздалом раздумье, положена сверху.
Немного поодаль светятся огни дома, поблескивает гладь бассейна.
– Я знаю, что значит быть юной девушкой, – сообщает нам мать. – И знаю все, что способно вас погубить.
Мы ждем, что она добавит что-нибудь еще.
– То, что вы сейчас чувствуете, – это естественно, – продолжает она, на сей раз большей частью обращаясь ко мне. – Это вполне естественно, когда хочешь смотреть на мужчин.
Грейс фыркает коротким смешком.
– Прекрати, Грейс, – велит ей мать и сжимает наши ладони крепче.
Мужчины где-то там, внутри дома, хотя не знаю точно где. Они ходят по нашим коридорам, дыша одним с нами воздухом, они сидят на нашей мебели, везде оставляя свой след.
– Вам необходимо «лечение любовью», – говорит в итоге мать и отпускает наши руки. – «Журнал новоприбывших» я положу в комнату Грейс. Через час приду и постучусь.