It Sleeps More Than Often (СИ)

— Вот, — фрау Дюрер кладёт аппарат на скамью напротив — она не в курсе недуга настоятеля, но чутьё её не подводит: отец Кристоф сейчас не в том состоянии, чтобы прыгать со скамьи на скамью. Он так немощен, что до аппарата не дотянется. — Пейте, — уже ласково, почти по-родственному произносит она, поднося к губам священника стакан воды.

Шнайдер впивается в кромку, чуть ли не вгрызаясь в неё зубами — как же хочется пить! Потрескавшиеся губы, в уголках которых запеклась кровь, неимоверно саднит. Горло болит, будто он рыбьих костей наглотался, и каждый глоток отдаётся в грудине глухой болью. Когда воды в стакане остаётся на донышке, женщина чуть ли не силой отрывает его от губ пострадавшего.

— Я сейчас ещё принесу. Ох, и настрадались Вы — на Вас лица нет, отец!

Она выливает остатки воды на одну из кружевных салфеток, что украшают алтарь, и протирает ею лицо настоятеля. Лицо горит — оно разбито, и судя по тому, что салфетка моментально окрашивается в грязно-бурый цвет, лицо его покрыто коркой засохшей крови, перемешанной с землёй.

Осушив ещё один стакан, Шнайдер откидывается на скамью. Он не может думать — сознанию не за что зацепиться. Женщина давно ушла — наверное, отправилась помогать закапывать трупы, или чем они там занимаются? Всё это не укладывается у Шнайдера в голове. Он не знаком с этой системой координат. Это как попасть из евклидовой геометрии в геометрию Лобачевского! Кристоф — он же из другого мира, и то, что сейчас происходит, просто не может происходить с ним! Дурной сон и не более. Но Господь его не оставит. “Господи, пошли спасение…”.

Шнайдер снова молится, проваливаясь в тяжёлый, нездоровый сон. Телефон одиноко покоится на дальней скамье, не подавая признаков жизни — прежде чем отложить, фрау Дюрер его выключила. Не сумела она заметить лишь сделанного вызова, о котором не подозревает и сам Шнайдер — пытаясь дозвониться до службы спасения, он успел набрать лишь первую цифру, а в борьбе за владение аппаратом — нажать одну кнопку. Кнопку вызова. Телефонный номер Пауля у него на быстром наборе, и конечно — под цифрой один.

Комментарий к 20. Ночь откровений

*”Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят” (Матф.7:8).

========== 21. Мученик ==========

Отец Кристоф, обессиленный и израненный, проспал бы ещё долго, если бы ни два раздражающих фактора, делающих его отдохновение практически невозможным. Он не знает, сколько прошло времени — минута, или час, или целая ночь, но разлепив в очередной раз глаза, он не сразу узнаёт сам себя. Тело, затёкшее и одеревеневшее от неподвижного возлежания на узкой жёсткой скамье, кажется ему чужим — разве можно признавать своими члены, которыми не управляешь? Как ни приказывает он себе сесть, встать, сделать хоть что-нибудь, ничего не меняется: правая нога продолжает окаменело простираться вдоль скамьи, левая, подвёрнутая внутрь под неестественным острым углом, пронизана иголками — она уже давно затекла, но кажется, что непослушное тело скорее позволит ей отсохнуть от недостаточного кровоснабжения, чем выпрямиться; обе руки Шнайдера покоятся там же, где он их и оставил — на груди, сложенными поверх распятия, и как ни пытается отец развести локти в стороны — те не двигаются ни на дюйм. Шнайдер чувствует себя живой мумией, он чувствовал бы себя мёртвым, если бы ни слишком частое сердцебиение и жар, от которого внутренности колотит в мелком ознобе. Всё, что он может — это дышать и моргать. Ему кажется, что сердце вот-вот не выдержит чересчур спешного бега и взорвётся. Шнайдер сражён недугом, он бессилен перед ним.

Кроме физической немощи его настигает кошмар не менее страшный, хоть и нематериальный. Кто-то атакует его разум, пытаясь его околдовать. В том, что он является субъектом чьего-то злостного гипнотического влияния, он не сомневается. Он слышал про “Чёрную Библию”, “Евангелие от Сатаны” и прочее. Он готов к тому, что силы тьмы руками, глазами, голосами своих земных приспешников попытаются его, слугу Господнего, пастыря душ человеческих, переманить на свою сторону. Уговорами, увещеваниями, соблазнами, подкупом и лестью, а если не получится — то и угрозами, колдовством и мороком. О подобном даже предостерегал его в своё время покойный Майер, и молодой викарий Кристоф втихаря посмеивался над слишком уж мнительным настоятелем. Как же он заблуждался! Ведь сейчас ему кажется, такой момент уже настал! Шнайдер не волен над телом, но всё ещё способен мыслить. В его воспалённом сознании он видится себе смелым молодым псом, окружённым сворой немытых чудовищ, наперебой пытающихся непослушного пса приманить, обхитрить, схватить за белый ошейник. Вдруг Шнайдер вспоминает, что ошейника нет — тот валяется на дворе, втоптанный в грязь. Отец Кристоф поражён отчаянием. И силы тьмы, будто почувствовав его слабость, запевают свои песни с новой силой: