— И послал Господь лучших ангелов своих на землю, и заключил их в тела отроков слабых, дабы люди, что уверовали, распознать их смогли и вызволить из плена телесного, и отправить на Небеса с молитвою за праведников, и детей их, и земли их.
Шнайдер на автомате напрягает память. Кому может принадлежать этот голос? Тонкий, знакомый, с отчётливо слышимым акцентом. Да это же юный Клемен! Но где он? Почему его не видно? И что за непонятный текст он читает?
— Лучшему из пасторов, в стаде почитаемому, Небесами благословлённому, суждено вершить жертву великую. Пусть не истязается он: миссия его благословлена. Пусть скрепят тайною пастор и праведники жертвенник: только посвящённым велено жертвовать, всем же прочим о завете ангеложертвования знать запрещено.
Память напряжена до придела: нигде, ни в одной из самых мрачных притч Ветхого Завета, ни в книге Бытия, но в книге Исход, ни в книге пророка Иезекииля не припомнит Шнайдер подобных строк. Оно и немудрено — Писание он знает назубок, но без толкования Слово Божие — пустой звук из уст Вселенной, и толкования священных текстов изучены отцом Кристофом ещё лучше, чем сами тексты. Того же, что слышит он сейчас, он не только не припоминает, но и не понимает. Так и есть: сатанинское колдовство! Но почему голосом Клемена? Неужели силы тьмы овладели ребёнком и сейчас бесчестно его используют?
— Смотри, сынок, кажется наш добрый пастор уже проснулся. Пойди проверь — как он? Не нуждается ли в чём-нибудь?
Это голос фрау Вебер! И она здесь! Что же всё-таки происходит? Полутьму предрассветных сумерек, проникающих в молельный зал через плотные стёкла витражей, разрезают неяркие, но обжигающе жёлтые лучи догорающих свечных связок. Шнайдер часто-часто моргает, надеясь из своего неудобного, ограниченного положения разглядеть хоть что-нибудь. Клемен появляется возле скамьи и склоняется над пастором. Он улыбается, в его руках тяжёлая книга, которая выглядит старинной.
— Принести Вам воды, отец? Теперь мы будем о Вас заботиться. Даже пуще прежнего! А вскоре и Вы позаботитесь о них.
“О них”? Кого он имеет в виду? О чём он говорит?
— О них мы позаботимся с Вами вместе. Вам ещё многое предстоит узнать.
Прежде всего Шнайдер хочет сказать, что не может пошевелиться. Но сказать он тоже ничего не может — сухие губы приоткрываются, разрушая корку засохшей крови, и остаются немы. Он пытается сделать вдох поглубже, но дыхание остаётся слабым, частым и поверхностным. Шнайдер хочет попросить принести сердечные капли — у него дома, на кухне, в шкафчике над плитой… Но как он попросит, если нем? И всё же стакан воды возникает перед его лицом. Подоспела пожилая фрау Вебер, а рядом с ней стоит её супруг. Всё семейство в сборе. Шнайдер косится на полный стакан, и созерцание прохладной влаги, такой близкой и недосягаемой, кажется ему пыткой.
— Милый, отцу Кристофу нужна помощь, — с укоризной обращается фрау к мужу, и тот, спохватившись, просовывает свою руку Шнайдеру под лопатки и приподнимает его корпус над скамьёй. Наконец Шнайдер может пить.
— Честно скажу, отец, как мужчина мужчине — выглядите Вы не важно, — теперь настал черёд герра Вебера разглагольствовать. — Оно и не удивительно — буйная выдалась ночка! Да, не так мы представляли себе момент Вашей инициации! Вы сказали, конфирмация проводится епископом только в сентябре? Мы не можем ждать… Придётся Вам подготовить Ангела к встрече с Отцом Небесным своими силами! Чужаки вторглись на нашу праведную землю — а это уже звоночек! Медлить нельзя! Сейчас, когда в наши владения того и гляди заявится и полиция, мы как никогда нуждаемся в небесном заступничестве!
Говорят вроде по-немецки, а не понять ни слова! Почему просто не вызовут врача? Ах, врач… Где скорая, там и полиция. Шнайдер наконец складывает в голове целостную картинку случившегося накануне, и от бессилия, замешанного на непонимании и отчаянном чувстве неправильности, ему хочется сжать кулаки… Но те — будто ватные. Он во власти недуга, он во власти селян, и он ничего не понимает. Он себе не принадлежит!
— Простите, отец, но отпустить Вас домой мы пока не можем. Это небезопасно, — подхватывает у мужа эстафету разглагольствования фрау Вебер. — Побудьте пока здесь, в церкви. Оправьтесь, отоспитесь. В подвале есть душ и туалет, а на втором этаже — спальни. Да Вы это и сами знаете! На столе в трапезной мы оставили Вам еду — запасов надолго хватит! А если не хватит — мы ещё принесём! Церковь у нас добротная, на века строилась, в ней вполне можно жить — отец Клаус не дал бы соврать, упокой Господь его душу! Со временем Вы всё поймёте, и всё образуется. Нам пора, отец. Поправляйтесь! Впереди — великие свершения!
Звук шагов троих пар ног удаляется по проходу меж рядами скамей.
— Отец, я навещу Вас в полдень! Я познакомлю Вас с Особенной Книгой! — кричит Клемен, уже почти дойдя до церковных дверей.