Ландерс ждёт, когда вода достаточно нагреется и пойдёт из лейки с существенным напором — здание очень старое, как и все коммуникации в нём, и на то, чтобы сладить с водопроводом, уходит время. Он направляет воду Шнайдеру на макушку, сперва тщательно смывая грязь, позже он добавляет шампуня, используя его и как гель для душа. Он просто поливает Шнайдера мыльной водой. Пришла пора перейти к деталям — отложив лейку на дно кабинки, Ландерс присаживается у бортика на колени, выдавливает на ладошки ещё немного шампуня и отдаётся волшебству своих рук. Он взбивает на волосах друга объёмную пену, затем несколько раз чистыми пальцами проводит по его лицу — губы Шнайдера совсем разбиты, должно быть, вода нестерпимо их щиплет, и Пауль старается быть осторожным. Далее он массирует плечи, шею, спину, легонько поглаживая — проводя по рукам вверх-вниз, он кончиками пальцев чувствует, как напряжение покидает мышцы Кристофа. Его руки такие рельефные, но не чересчур. И они не перекаченные — скорее просто крепкие. Ландерс рад, что на нём самом сейчас узкие плотные брюки, не позволяющие их содержимому проявить себя на весь белый свет. Он чувствует, как возбуждается. Такое и раньше бывало — невероятная пытка, на которую он обрекал себя добровольно каждый раз, когда одаривал ничего не подозревающего друга своими ласками в моменты нервного наваждения, а потом уединялся, проклиная собственную сдержанность и собственную судьбу. Сегодня же — особый случай. Его возлюбленный уже серьёзно пострадал, а какие опасности ждут его впереди — даже страшно представить. Он разминает крепкую спину и вдруг замечает, как Шнайдер откидывается на стенку, вытягивая свои примечательные ноги и открывая то, что между ними. Его глаза закрыты, а на лице застыла маска мученика. Невозможно прочитать его чувства: он может быть потерян в своих мыслях и не отдавать отчёта в происходящем, а может — напротив, быть вовлечённым… Пауль едва ощутимо проводит по его груди, и вниз — по животу, следуя за тонкой дорожкой волос, тянущейся от солнечного сплетения к самому паху. Проигнорировав очевидное напряжение Шнайдера, сейчас скопившееся именно там, он следует руками ниже — по волосатым ногам, бесконечно длинным и идеально стройным. Они стали куда более податливы — тёплая вода и ласковые касания частично изгнали из них оцепенение. Решив, что на большее он не способен, Ландерс вновь берётся за лейку и направляет воду прямо Кристофу в лицо.
— Шнай, вставай, уснул что ли? Пойдём в ризницу — тебе нужно одеться. А потом будем думать, как выбираться отсюда.
Шнайдер распахивает глаза — значит он и вправду был в забытьи; он дышит ртом, отфыркиваясь, расплёскивая воду по всей душевой, и наконец замечает собственное положение — откровенное и раскрытое. Его щёки мгновенно наливаются румянцем. Он беспокойно посматривает на Пауля, спешно поднимаясь и хватая с вешалки полотенце.
— Брось, чего я там не видел, — стараясь придать голосу как можно бо́льшую отрешённость, Пауль чувствует, что сам еле держится. Его инстинкты ещё никогда не были так близки к тому, чтобы вырваться наружу. Но он сильный, он умеет держать себя в узде. Всегда умел, и так всегда и будет. Или нет?
Уже в ризнице Пауль сидит в сторонке, наблюдая за тем, как преображённый и оживившийся Шнайдер одевается. Тонкую сорочку он заправляет в брюки, пару верхних пуговиц оставляет незастёгнутыми. Возможно, интуитивно чувствует что-то вроде удушья, раз игнорирует воротничок. Распятье он прячет за пазуху, а влажные волосы промакивает целой охапкой бумажных салфеток. На Ландерса он не смотрит, но его взгляд чувствует всем телом.
— Что? — он напряжённо улыбается и оборачивается в сторону друга.
— Ничего, — тот тоже улыбается, и тоже напряжённо. — Просто ты очень красивый.
Пауль и прежде такое говорил — ничего особенного. Но лицо Кристофа принимает вдруг крайне серьёзное выражение — ему отчего-то неудобно сейчас это слышать.
— А ты… — и он не знает, что ещё добавить.
— А я — не очень.
Отец Кристоф наблюдает, как за Паулем закрывается дверь ризницы. Оставшись один, он долго не может понять — что тот имел в виду? В груди неприятно ёкает.
***
Сестра Катарина покидает обитель в светском, по привычке повязав на голову косынку, а лицо затемнив огромным солнцезащитными очками. Аксессуары делают её похожей на кинодиву шестидесятых, а болезненная худоба даже добавляет сходства с самой Твигги. Широкие джинсы с высокой талией и клетчатая рубашка, завязанная на животе узлом, на ногах — босоножки на высокой платформе, а на плече — объёмная тряпичная сумка, напоминающая нечто из эпохи ранних хиппи. Сестра постаралась сделать всё, чтобы не быть узнанной случайными встречными. Выдать её может разве что примелькавшийся чёрный мерседес, и потому она оставляет его за пару кварталов от места назначения. По заданию своего куратора она направляется на самую странную встречу — на рандеву с фрау Керпер.