It Sleeps More Than Often (СИ)

И он уходит, оставляя сестру в неведении — что ждёт её дальше? Расправившись и с пирогом, и с чаем, она нехотя бредёт наверх — она помнит ту комнату, где уже когда-то провела одну неприятную ночь. Свежая, аккуратно застеленная постель встречает её призывно откинутым уголком одеяла. Запрыгнув внутрь, не снимая халата, Катарина принимается ждать. Лоренц появляется на пороге совсем скоро, посвежевший после душа и одетый в банный халат — такой же, что и на ней. С кончиков распущенных волос капает вода, и капли теряются в махровом вороте. Очков на носу нет, отчего господин епископ кажется Катарине каким-то чужим, почти незнакомым. Опустив глаза, она дивится: какие же узкие у него ступни! В руках он держит какой-то тюбик. Сестра понимает: момент пришёл, и лучше не сопротивляться. Стараясь не выдать волнения, она поднимается на кровати и опускает ноги вниз. Епископ склоняется над ней и избавляет её от единственного скрывающего тело одеяния. Он усаживается перед ней прямо на пол и открывает тюбик…

— Что это такое, господин епископ? — Катарина внюхивается в аромат, источаемый мазью. Он не то чтобы неприятный, но слишком уж резкий. Снадобье пахнет травами и специями, и этот запах заполняет собою всю спальню.

Лоренц уже нанёс мазь на её лодыжки и стопы, осторожно их размяв и наложив сверху простенькую бинтовую повязку в пару слоёв. Ноги сестры целы — широкие джинсы спасли их и от насекомых, и от заноз. Пара поперечных синюшных вмятин на животе, да уцелевшая под защитой плотного пуш-ап бюстгальтера грудь не требуют особого внимания, в отличие от поясницы и спины: вся она — и лопатки, и бока, и линия позвоночника включая шею — одна сплошная ссадина.

— Постарайся поспать на животе, — Лоренц укладывает сестру лицом вниз, утыкая её носом в зазор меж двух пышных подушек, и тщательно сдабривает спину своей мазью. — А это снадобье мне из Конго привозят, по старой дружбе. Сразу после семинарии я окончил курсы оказания первой медицинской помощи и вместе с католической миссией отправился в Африку. Мы работали в лагерях беженцев под патронажем ООН. Тогда там бушевала гражданская война — миротворцы в конфликт не вмешивались, они лишь доставляли в пострадавшие районы воду, продукты и медикаменты, оставляя нас, волонтёров, наедине с местными и их проблемами.

— Да? — Катарина впервые слышит, что епископ, оказывается, служил ещё где-то кроме Баварии. — И каково там было? В Африке?

— Всё, как обычно, — от спины Лоренц переходит к рукам сестрицы: те пострадали сильнее всего, от плечей до кончиков пальцев они усеяны следами укусов, мелкими царапинами, а запястья украшают тёмно-лиловые обручи гематом. — Местные кланы воевали за контроль над месторождениями кобальта, истребляя друг друга целыми деревнями. Днём мы раздавали детям иммуноподдерживающие препараты да штопали огнестрельные раны, с переменным успехом — раненых в медчасть при лагере привозили на мотоцикле с прицепом, мёртвых увозили на нём же. А вечерами мы доносили до тех, кто ещё был способен слушать, слово Божие. Это было недалеко от Кинкалы, а сейчас тамошний епископ, преподобный Луис Мбуйю, приезжает в Европу раз в год, на международные епископальные симпозиумы, и непременно привозит мне свои африканские сувенирчики. Вроде этого, — он с шумом вдыхает запах мази, поднося тюбик к самому носу. — Ну всё, теперь постарайся уснуть и не ворочаться. Завтра станет легче.

— Господин епископ, — сестра хотела бы сказать “спасибо”, но почему-то не может выдавить из себя это слово. Вместо него она задаёт вопрос: — А зачем Вы туда поехали? В Конго? Людям помогать?

— Хм, да брось ты, — Лоренц вытирает пальцы салфеткой и тянется к выключателю. — Полгода медицинских курсов, потом ещё полгода подготовки — одних прививок перед отправкой понадобилось более двадцати. Ещё год в жаре и грязи, в компании истовых альтруистов с напрочь отбитым инстинктом самосохранения да комаров, что размером с птеродактиля. Зато по возвращению на Родину карьера моя стремительно пошла в гору — уж что-что, а волонтёров-самоотреченцев да международных миссионеров в архиепархии всегда любили. — Лоренц замолкает, предавшись внезапно нахлынувшим воспоминаниям. — Спокойной ночи.

Щёлкает выключатель, свет гаснет, и дверь за епископом закрывается.

========== 23. Крещение ==========